Он, как обиженный школьник, опустил голову и молча уставился на поплавок, шмыгая носом. Гену стали мучить угрызения совести. Он с жалостью смотрел на поникшего Степана Фёдоровича и пытался побороть в себе эту жалость, но не мог. Он понимал, что взрослый человек в здравом уме не станет дуть губы из-за подобной глупости, но вид у Домрачёва был такой, что у Гены не возникало сомнений: он сказал вовсе не глупость, а действительно обидную вещь. Гена был сродни людям, говорящим, что они ненавидят детей, но дай им ребёнка в руки, тают, глупеют и чаруются.
– Щука, Степан, в заводях водится, – спокойно сказал Гена. – В водорослях, под корягами всякими, возле берегов. Бывает, в ил зароется: оттого-то у неё мясо воняет иной раз.
– Её же, выходит, и ловить несложно? – наивно спросил Степан Фёдорович, мгновенно оттаяв. – Раз она у берегов-то водится?
Гена успел подумать, что рано пожалел Степана. – Почему ж легко? Чего же лёгкого-то, Степан? Ты, что ж, думаешь, что всё, что неглубоко, то легко? Так, что ли? Мать честная, ты меня иногда удивляешь, – Гена вновь перешёл на грубый тон.
Степан Фёдорович вновь понурил взгляд и надул губы. Гене вновь стало его жалко.
– Непросто щуку ловить, непросто: она же зверь умный, боязливый – прячется. Её подкармливать надо по-особому.
– Ты, Ген, – виновато, стесняясь самого себя, заговорил Домрачёв, – на меня уж не обижайся. Я в рыбалке не соображаю ни черта. Может, говорю чего-то не то. Ты всерьёз не воспринимай.
– Да ладно, Степан, чего ты, – заулыбался Гена, – нормально всё. Мы же общаемся, рыбалим. Хорошо всё. На вот, – он протянул ему удочку, – подержи, попробуй. – Давай-ка, попробую, – Степан Фёдорович встал, подошёл к Гене со спины и с любопытством потянулся за удочкой, но в эту секунду кто-то утащил поплавок под воду.
– Клюёт! – вскрикнул Гена и резко дёрнул.
Испуганный Домрачёв отошёл от него на пару шагов и, с интересом выглядывая из-за его спины, заверещал:
– Тяни-тяни!
Гена вытащил маленькую, с ладошку, плотву с красными плавничками. Он положил её на снег и неуверенными движениями, тесно сжав её холодное тельце, снял крюк с её губы и оставил барахтаться.
– Забить же надо, – сказал счастливый Домрачёв.
– Живодёр ты, Степан, – улыбнулся Гена, насаживая опарыша на крючок. – Сейчас она заснёт от холода быстренько. Мы тебе не браконьеры – мы за гуманность.
– Точно умрёт? – уточнил Домрачёв.
– Что ж ты так смерти её хочешь? – хохотнул Гена. – Умрёт – куда денется? Задохнётся.
– Глаза, смотрю, уже все красные, – склонившись над рыбой, с интересом сказал Степан Фёдорович. – Капилляры полопались, поди.
– Какие капилляры? – махнул рукой Гена. – Это же плотва.