Собственно, девчонку не следовало отпускать. Просто неохота было устраивать безобразную сцену насилия на глазах у двух идеалистов – старого и молодого. Стыдно показывать давнему другу профессиональное умение выкручивать руки… И кому – девушке, успевшей сделаться для них своей, почти родной…
Он поморщился, вспомнив, как плакал Назар. Забившись в угол, безутешно и по-детски. И как неуместны оказались жалкие попытки лекции на тему «Ведьма – тоже человек»…
А вот Юлиан – тот определенно обиделся. В конце концов, друг вправе ждать от друга помощи в трудную минуту, помощи, а не отвлеченных рассуждений. И он, Клавдий, мог-таки оказать эту помощь – рассказать Назару несколько случаев из практики, чтобы он, вчерашний влюбленный, явился к костру со своим поленцем…
Дорога повернула; Клавдий притормозил. На обочине стояла машина чугайстеров – светлая, с желто-зеленой мигалкой на крыше.
Он утопил в пепельнице догоревшую сигарету и согнал с лица невольно проступившую брезгливость. Двое здоровенных мужиков паковали в пластиковый мешок нечто, недавно бывшее навкой; третий стоял у дороги и тоже курил. Зеленый «Граф» интересовал его не больше, чем на глазах редеющий туман.
Клавдий подавил желание остановиться. В конце концов, служба «Чугайстер» никогда не вмешивалась в дела Инквизиции; кем бы ни была та несчастная, останки которой сейчас складывают в мешок, прежде всего она была навкой, ходячим трупом, существом, несущим смерть…
Его передернуло. Машина с мигалкой и люди на обочине давно остались позади, а он курил и курил, и шарил в ящичке, на ощупь разыскивая новую, от себя же припрятанную пачку.
– …Не спрашивай, по ком ползет муравей. Он ползет по тебе.
Песок был странного цвета. Ярко-желтые пятна чередовались со светло-серыми, твердая корочка, оставшаяся после реденького вчерашнего дождя, послушно ломалась под босыми ногами, и в ямках-следах хозяйничали муравьи. Смирные, черные, некусачие.
– …на тот берег?
Дюнка улыбалась.
По-видимому, все это когда-то уже с кем-то случалось. Слишком знакомо подавался под пятками теплый песок. Пахло водой и лозами.
– Как хорошо, – сказал он удивленно. – Слушай, просто здорово, а?
(Его хваленая интуиция молчала, будто глухонемая.)
Дюнка подкалывала волосы. Его всегда удивляло, как можно внятно разговаривать, держа во рту полдесятка шпилек:
– Так поплывем или нет?
На другом берегу стояли сосны. Пять высоких стволов над зарослями вербы. По устилающей песок хвое перебежками путешествовала большая белка.
– Ты же знаешь, как я плаваю… – Он задумчиво почесал кончик носа.
Дюнка хлопнула ресницами. С однокурсниками она умела быть вполне бесцеремонной,