Быть Хокингом. Джейн Хокинг

я практически ничего не знала и была вынуждена блефовать. Затем меня отправили в очередь перед кабинетом ректора. Подошло мое время, и я встретилась с деканом – женщиной, проводившей собеседование в бюрократическом стиле бывшего государственного служащего: она практически не поднимала глаз от бумаг, а когда поднимала, то смотрела поверх роговой оправы очков. Чувствуя крайнее раздражение из-за фиаско на предыдущем интервью, я решила сделать так, чтобы она меня запомнила, пусть даже ценой упущенного места в колледже. Поэтому когда она сухо и формально спросила меня: «И почему же вы выбрали в качестве первого иностранного языка испанский, а не французский?» – я ответила тем же сухим формальным тоном: «Потому что испанцы более темпераментны, чем французы». Бумаги выпали из ее рук, и она таки взглянула на меня в упор.

      К моему глубочайшему изумлению, мне предложили место в Уэстфилде, но к Рождеству я уже не испытывала оптимизма по этому поводу: мой энтузиазм по поводу Испании большей частью угас. Когда Диана пригласила меня на новогоднюю вечеринку, которую она устраивала вместе с братом 1 января 1963 года, я появилась там в темно-зеленом опрятном наряде из шелка (синтетического, разумеется), с волосами, зачесанными назад и свернутыми в экстравагантный завиток, застенчивая и неуверенная в себе до глубины души. Там, прислонившись к стене в углу комнаты, спиной к свету, сопровождая фразы жестами длинных тонких пальцев, изящно сложенный, с волосами, падающими на лицо поверх очков, в мягком пиджаке черного бархата и красном бархатном галстуке-бабочке стоял Стивен Хокинг, молодой человек, которого я видела прогуливающимся по летней улице.

      Он стоял в некотором отдалении от других гостей, разговаривая с другом из Оксфорда о космологическом исследовании, начатом им в Кембридже, – но не с тем куратором, на которого рассчитывал: не у Фреда Хойла, популярного телевизионного ведущего научных программ, а у человека с необычным именем – Dennis Sciama. Поначалу Стивен полагал, что имя его малоизвестного преподавателя читается как Скиама, но, как выяснилось по приезде в Кембридж, верно было произносить Шама. Он признался, что испытал облегчение, когда прошедшим летом (в то время, когда я сдавала выпускные экзамены в школе) узнал, что ему присудили степень бакалавра с отличием в Оксфорде. Таков был благополучный результат устного собеседования, которое проводится, когда комиссия заходит в тупик, не в силах определить, какого диплома достоин академически неуспешный кандидат, проявляющий, судя по работам, проблески гениальности: с отличием, отличие второго класса или без отличия. Последнее приравнивалось к провалу на экзаменах. Он небрежно уведомил комиссию, что если ему присудят степень с отличием, то он отправится писать диссертацию в Кембридж, став своеобразным троянским конем в стане соперника; если же отличие второго класса (в этом случае он также мог бы заниматься исследованиями), то останется в Оксфорде. Экзаменаторы не стали рисковать и присудили степень с отличием.

      Я