Она прижалась к нему животом и бедрами, тело ее трепетало, она знала, что сегодня должно произойти, и желала этого.
Аля выключила верхний свет, оставила только одну свечу и потянула Бориса в свою маленькую спальню, одну из двух комнат их небольшого дома. Он снова обнял Алю, губы их слились, потом отстранил от себя и дрожащими руками начал расстегивать ее кружевную жилетку. У него ничего не получалось, тогда Аля сама сняла жилетку через голову, потом кофточку и юбку, и осталась только в трусиках с кружавчиками.
Они были неопытны, неловки, у них это было в первый раз, но переполнявшие их чувства, восторг от близости, огромная нежность, желание обладать друг другом, раствориться друг в друге, подсказывали, что надо делать.
Борис шептал ей какие-то слова пересохшими губами, перемешивая их с поцелуями, а Аля тихонько постанывала:
– А-а-а, о-о-о…
Потом они лежали умиротворенные, обвив друг друга руками и ногами, лишь губы их изредка находили другие в полумраке…
Пожениться решили сразу, но в ЗАГС попали только через месяц. ЗАГС работал не каждый день, и Борису никак не удавалось совместить с его работой свои увольнительные.
В полупустом промерзшем ЗАГСе их встретила пожилая женщина в ватной телогрейке. Дуя на озябшие руки, она внимательно смотрела на молодых, ожидая что они скажут.
Борис, чувствуя свою мужскую ответственность, начал говорить первым:
– Вот, решили пожениться.
– Да, уж вижу, что не разводиться пришли. А почему сейчас, время вроде бы не совсем подходящее.
– Мы, это, – Борис даже заикаться начал от волнения, – я на фронт ухожу, мы хотим быть мужем и женой.
– Ну что ж, вот вам время на размышление – три недели.
– Нет, нет, – заговорили они разом, – мы не можем ждать.
– А я не могу нарушать закон.
– Ну, может быть, в виде исключения, – Борис пытался применить все свое обаяние, – сейчас ведь немногие женятся.
– Да совсем никто не женится, ну так что с того, закон есть закон.
И тогда Аля вдруг выпалила:
– Беременная я, – и густо покраснела.
Борис удивленно посмотрел на нее, похоже, что для него, как и для заведующей ЗАГСа, это заявление было новостью.
Заведующая сразу как-то помягчела, на лице ее проступила печать усталости и плохо скрываемой боли:
– Дети – это прекрасно, война скоро кончится, детей надо будет растить. – И, помолчав, добавила: – Да нынче почти никто и не рожает. Ладно, давайте документы, а свидетели есть у вас?
– Сейчас, – Борис вскочил и помчался к двери, – сейчас приведу.
На улице было пустынно. Он добежал до перекрестка и увидел странную пару: старичок в длинном тулупе держал под руку женщину, замотанную платком. Они медленно шли вдоль заснеженных деревьев.
Борис подбежал к ним и стал путано объяснять, что им нужны