– Больше ничего, кроме костей, не осталось. Но это от той мошны, что выдали гридню сегодня. Одну-то, с гривнами, он отцу передал, а дирхемы, значит, себе забрал, под ним и нашли, знать, к хазарам собрался в Булгар или в Царьград, он там долго служил, всё знает… Только сторожа от всех ворот доносит, что не входил в город такой странник. Ни вчера, ни сегодня. Так что, он это сгорел. Не повезло…
– Хоть бы так, хоть бы так… Только этот человек на везение не рассчитывает, он его сам делает… Стражу с ворот не снимать…
Совсем к ночи к воротам Славенского конца, что на Торговой стороне, подъехали несколько вонючих телег. На каждой стояла огромная бочка с нечистотами, набранными за день, и лежал здоровый черпак. Это выезжали отхо́дники121, вывозя за город людское «добро». На третьей телеге сидел молодой парень с завязанной щекой. Огромная повязка скрывала половину головы. Он раскачивался всем корпусом и жалобно мычал, обхватив голову руками. На вопрос стражника старший ответил, что мается зубами парень. Что такое зубная боль, почти каждый знал на своей шкуре. К парню отнеслись сочувственно: дали пару советов, вспомнили свой опыт… Отходники выехали за ворота, растворились в темноте… Возле дороги рос огромный раскидистый вяз. Когда телеги поравнялись с ним, с нижней толстой ветки спрыгнул парень, подошёл к третьей, забрал у возницы повязку, натянул себе на голову и щёку, получил от него куну.
– Менял бы ты занятие, братуха, больно уж духмяное122 дело у тебя, никто замуж не выйдет.
– У меня от невест отбою нет, нам знаешь, сколько платят? Любую семью прокормлю, а куны не воняют, да и приехал домой, вымылся в бане, одежонку сменил, и чист. Ремесла я никакого не знаю, да и работать не люблю, а здесь не тяжело, опять-таки на свежем воздухе, – он громко засмеялся, его товарищи подхватили, так и укатили во тьму, хохоча, грохоча и воняя.
Всю ночь Каменец уходил в темноте, по чутью, к утру вышел к становищу, показал знак княжий, привычно выпросил у бабы краюху, пару репок, вскочил в седло и помчался прямиком на Смоленск.
Смоленск. Монастырь. В лето 6523, месяц жнивень, 15 числа.
(15 августа 1015 года)
На завалинке ловчей избы в Садках на тёплом камышовом мате сидели двое: босой старик с седыми вислыми усами и высокий худой отрок. На пне стояли горшок с холодным взваром, миса с медовыми сотами и деревянное блюдо с ломтями ржаного хлеба. Трапезничали молча, степенно.
– Хорошо ты мне помогла… помог сегодня, – сбился старик, – быстро управились, просить я тебя хочу, как вернётся Каменец, вы уйдёте отсюда, заберите мальчонку. Здесь он никому, кроме меня, не нужен, а я не успею его вырастить, он мал больно, а я немощен. Хороший мале́ц, пропадёт ведь…
Он просительно заглянул Искре в глаза. Она покачала головой:
– Ничего я, дядько, не знаю, когда вернётся, вернётся ли, куда пойдём… Хороший мальчишка, странный немного, но хороший. Я бы его забрала, забрал…но куда? Мы оба в бегах, да и не решаю