Повернувшись, я с быстротой молнии метнулась в свою комнату. Но едва я успела отскочить, как дверь резко распахнулась и на пороге возник закутанный в длинную, вязанную шаль женский силуэт.
Сделав шаг в комнату, высокая худощавая женщина уставилась прямо на меня. Отблески огня играли на ее некрасивом лошадином лице, утяжеленным массивным подбородком, а холодные, расчетливые глаза смотрели на меня с нескрываемым отвращением. Она осталась стоять возле двери сморщив нос, словно я была каким-то опасным микробом, от которого стоит держаться подальше.
Я видела свою тетю всего один раз в детстве, когда она навестила нас в нашем доме в Англии. Тогда я приняла ее за одну из многочисленных знакомых моей мамы. Все, что я запомнила с тех пор, были сердитые крики в гостиной – они с моей матерью о чем-то ожесточенно спорили. После этого она уехала, и я никогда не видела ее снова. До сегодняшнего дня.
– Сестра моего мужа никогда не отличалась тактом по отношению к родственникам, – резкий ледяной голос рассек тишину комнаты, словно лезвие. – Подбросить нам свою никчемную дочь, не оставив при этом ни гроша на ее воспитание – это так в ее духе.
Я почувствовала, как слова впиваются в меня, словно огромные кровожадные пиявки. Мне захотелось возразить, но в груди болезненно защемило и стало трудно дышать. Мысли о родителях все еще вызывали острую, ни с чем несравнимую боль, над которой эта женщина жестоко насмехалась.
Вполне насладившись произведенным впечатлением, она сурово поджала тонкие губы и оглядела беспорядочно разбросанные вокруг вещи.
– Итак, слушай и хорошенько запоминай, – рот ее кривился, а острые как иголки глаза сверлили меня колючим взглядом. – Есть правила, которым ты будешь неуклонно следовать. Я знаю, что всю твою жизнь тебе позволяли вести себя как угодно, и вот результат – ты выросла таким же избалованным ничтожеством, как твоя мать.
Мои пальцы непроизвольно сжались. Как она смеет так о ней говорить? Боль в груди усилилась. Я предприняла слабую попытку заговорить, но тетка отмела ее взмахом руки.
– Теперь этому настал конец, – как ни в чем не бывало продолжила она, не давая мне вставить ни слова. – Отныне ты в моем доме и будешь вести себя подобающе. Очень скоро ты поймешь, что главное здесь – дисциплина. То, что твои родители спускали тебе с рук, со мной не пройдет. Я не потерплю прогулов или вызовов в школу. Любая малейшая выходка с твоей стороны – и ты будешь проводить ночи в подвале, полном вонючих, голодных крыс.
При этих словах я еще больше побледнела. Мне не хотелось представлять подвал своих новоиспеченных родственников, у которых и сам дом выглядел, как самая мрачная тюрьма, в которой я оказалась заложницей поневоле.
– Есть ты будешь в своей комнате.