– Там, у меня в пОртфеле картинка есть, ребята снимали, глянь, море. Ты море видала?
Геля подошла, обняла, потерлась как кошка щекой о щеку.
– ПортфЕль, Вов. Запомни. ПортфЕль… Нет, море никогда не видела, по телевизору если только. Ну и на фотках.
– Море надо видеть, меня четыре года болтало. Ну и знаешь… Ты поправляй уж меня. А то ребята тоже смеются.
– Да ладно. Пусть это будет самым большим твоим недостатком… Я подумаю, Вов, маме напишу. Она кстати позвонить должна, мы договорились, с телеграфа. Она там разговор по субботам заказывает.
Вернувшись с вокзала, и, зачем-то припрятав купленный билет подальше, Геля достала чемодан. Она окончательно решилась на разговор, приготовила Иркину фотографию и сотый раз перебирала в голове слова, которые скажет. Её история теперь казалась ей дикой, некрасивой и пошлой. Но самым страшным было то, что она врала. Геля вспоминала, сколько она всего навыдумывала, чтобы даже нечаянно не обмолвиться о дочурке. Прятала паспорт у Верки. Закрыла все детские вещички в комнате матери, сказав. что ключ отчим увез с собой. А про найденную под кроватью неваляшку придумала трогательную историю про подругу, сбежавшую от мужа. Второй раз в своей жизни она обманывала, без смысла, просто от страха и запутавшись… Зачем?
Измучив себя мыслями, бросив чемодан полусобранным, Геля налила себе чай и достала баранки. Хотела закурить, но вспомнила Вовкин укоризненный взгляд и невольно сморщенный нос и спрятала сигарету. Посидела. В голове был ад. Достала из горки бабкин самогон, чуть плеснула в рюмку. Неприятно тягучая гадость обожгла горло, Геля поперхнулась и вытерла слезы.
– Пусть все будет, как будет. От судьбы не сбежишь, Райка говорила. И молчать больше нельзя.
Она подперла по-старушечьи щеку и задумалась. Часы пробили полночь, в окна веяло свежестью, вокзальным терпким дымком, и почему-то запахом ландышей…
Дверь чуть заскрипела, почти не слышно, но Геля проснулась резко, так что даже что-то щелкнуло в голове, как лопнуло. В прихожей горел свет, вернулся Володька со сдачи своей модели. По какому-то наитию, может по непривычному сочетанию звуков, выдающих неловкость движений, она поняла, что он пьян.
Геля вышла, прислонилась к косяку, наблюдая, как с трудом удерживаясь на ногах, опираясь попой о стену, Володя пытается снять ботинки.
– Тсссс. Гельчонок. Только не ругайся. Я сейчас, быстро, ребята попросили посидеть. Не обижайся, только, прости.
Язык у него заплетался, он с трудом собирал мысли в кучку, но старался держаться. Развязать ботинки явно не получалось, он сел на пол и виновато посмотрел ей в лицо. Геля присела на корточки, сняла с него ботинки, помогла встать.
– Хорош!
Володя