Но хорошего конца у кучеярской легенды не было. В Сикелии вообще было мало добрых сказок. Почти все каргалы заканчивали свой путь в плену у керхов, попадая на рабовладельческие рынки или алтари кочевников. До раскаленных песков безводного Карах-Антара добирались немногие, а неприступные скалы Гургарана видели единицы. Большинство каргалов тайком пробирались в какой-нибудь сикелийский город и проводили остаток дней, скрываясь от стражи.
В Балидете Арлинга часто принимали за каргала, пока его повязка слепого не примелькалась стражникам. У всех каргалов на животе была метка, оставленная сланцевой кислотой: большое, расплывчатое пятно синего цвета. Бесследно уничтожить его было невозможно. Зря Сейфуллах связался с каргалами. Если они прибыли в Сикелию недавно и честно искали земли, которых не было, тогда, возможно, им еще по пути. По крайней мере, до выхода из Холустайских песков. Но если они скитались давно… Халруджи предпочел бы зарезать их прямо сейчас, чтобы однажды не проснуться утром со своим же кинжалом в горле.
– Ага, ищем, – усмехнулся драган, который подошел к нему первым. Кажется, его звали Елем. – Перед Самрией свернем на восток, а дальше как Амирон приведет. Все лучше, чем на иштувэгских рудниках спину гнуть.
– Нас высадили в Хорасоне два месяца назад, – вставил второй каргал. – Пятьдесят человек. Через месяц осталось двадцать, еще через пару недель дюжина. Когда мы встретили Сейфуллаха с его ребятами, нас было шестеро. Я наивно думал, что хуже уже не будет, но керхи устроили засаду у Холустайского озера. Бежать удалось только тем, кого ты вытащил из песков. Мы пока не дошли даже до Карах-Антара, но знаешь, что я понял? Мы еще живы, черт возьми! Вот, что главное. Быть живым, хотеть жить, любить жизнь – вот бог, которому я молюсь. И мои молитвы слышат. Там, в Согдарии, я продавал вино. Много напитков пробовал, разных. Но еще никогда не пил более вкусного чая, чем этот, сваренный из чингиля.
Арлинг кивнул головой, соглашаясь. Сейфуллах знал толк в чае. Вкус был терпкий, но расслабляющий. Хотелось уплыть на волнах его аромата, забыв о мире, полным вопросов, сомнений и колючего, проникающего повсюду песка. Регарди был готов поклясться, что Аджухам добавил в напиток журавис. Кучеяры могли находить его даже в таком бесплодном месте, как пустыня. Впрочем, вероятно, что его господин, известный любитель дурмана, прихватил с собой порцию травы еще из Балидета. На следующем привале надо будет обыскать его вещи. Попутчик из журависа был плохой.
– Ну, а как насчет твоего рассказа, странник? – не унимался Ель. – Про Сейфуллаха мы знаем, он купец, честь ему и хвала. А кто ты?
– Он мой халруджи, – неожиданно вставил Аджухам, возникая рядом с дымящимся котелком. – Ужин готов, набивайте животы.
– Я его слуга, – поспешно добавил Арлинг,