В деревню хоббиты пришли и принесли вино,
и местный староста тогда на праздник дал добро.
В их появлении был бесхитростный расчет:
– Мы людям принесем вино,
они же нам дадут за это мед!
Чего скрывать – и я там был,
вино со всеми вместе пил.
Своим я видом фей пугал, под дубом бешено рыгал!13
Шут слушал пение повара, прислонившись к большому шкафу, набитому до отказа серебряной посудой.
– Сколько тебя знаю, – откашлялся в кулак Прохор, – ты всегда веселый, Гарри. Такое впечатление, что тебе невозможно испортить настроение.
Тот закончил песню и обернулся, чтобы посмотреть на столь раннего гостя.
– Приветствую, – повар кивнул. – Отчего же, однажды некий олух попытался мне его испоганить, но плохо кончил, – и Гарри со всего маху воткнул огромный тесак в разделочную доску. – Ты же меня знаешь, я бью всего два раза, причем второй – по крышке гроба.
Оба зычно засмеялись, чем напугали поварят: один даже с грохотом уронил кастрюлю, которая покатилась по полу. Хозяин кухни недовольно посмотрел на ученика.
– Руки-крюки! Пойдешь на солеварню работать, бездарь! Почему картофель до сих пор не почищен, а?!
– Сей момент! – побледнел мальчонка и заметался по помещению.
Прохор усмехнулся.
«Вот это подход, поэтому на кухне всегда порядок! Вот такого бы министра, цены б ему не было, не то, что наш, мямля, – а вслух сказал».
– Угости-ка меня чем-нибудь, – и потер живот. – Урчит, спасу нет.
– Утка вчерашняя осталась, подойдет? – шут кивнул. – Еще кисель есть.
– Давай, – и весельчак сел за столик, предназначенный для приема пищи работниками. – И сам присядь.
Гарри накрыл в считанные секунды, прикрикнул на подмастерьев и присоединился к высокопоставленному гостю, усаживаясь на бочонок с вином, вместо стула. Прохор отщипнул мяса, макнул его в соус и отправил в рот, прикусив сочным помидором, что брызнул соком по сторонам, запачкав идеально белый фартук повара.
– Ох, ё… – прикрыл рот шут, а Гарри нахмурился. – Извини.
– Ну вот что ты за человек? Не успел прийти, уже неприятности начались. Новый фартук совсем, только сегодня одел.
– Отдашь королевской прачке, она отстирает, – попытался сгладить вину Прохор.
Толстяк махнул рукой.
– Ей отдашь, и можно забыть. Постирает с тряпьем каким-нибудь и все, только полы мыть потом. Я жене накажу.
Прохор отхлебнул киселя прямо из кувшина, проигнорировав предложенную кружку, и посмотрел на часы.
– Ого! Скоро Генрих проснется. Сейчас пришлю водоносов, – шут поднялся со стула. – Рад был снова увидеться. Мой поклон супруге и детям. Сколько их, кстати, у тебя уже?
Хозяин кухни вздохнул.
– Третьего дня пятого родила. Опять девка. Кто их всех замуж возьмет, ума не приложу!
Прохор сочувственно покивал и засунул в карман яблоко, которое взял из большой корзины, стоявшей у входа.
– Проси