Недавно, еще до сборов, мы с сотрудниками отмечали день моего рождения. Начали на работе, потом переместились ко мне домой. После активных возлияний мой приятель, прораб Женя Мокин, решил выйти подышать. А инженерно-технические работники нашего предприятия на строительных объектах носили одинаковые фирменные штормовки. Он надел мою, ушёл и заблудился. Соседние дома – как в «Иронии судьбы». Ну и попал на возврате, естественно, не в тот.
Коммунальная квартира, в которой он оказался, была не заперта. Вперёд по коридору кухня, а по бокам комнаты, где доверчивые жители не обращают внимания на то, что происходит снаружи, полагаясь на соседей. Женя, ни о чём не подозревая, этим и воспользовался. Устроился на кухне, часок вздремнул, захавал борщеца и кастрюльку компотика вдогонку. Бодун обязывал. А когда на душе потеплело, штормовку он оставил на полу, а сам отправился на поиски собственного дома.
Утром я обнаружил несоответствие в гардеробе. Штормовка висит, но документы в кармане Женькины. А где мои? В понедельник мы с ним уже дефилировали возле предполагаемых жилых домов. Ловля на «живца» сработала. Моя харя засветилась, и какие-то женщины закричали: «Ага!» Докажи им потом, что борщ схомячил Женька, коли документы в кармане мои. Но штормовку всё-таки вернули.
Ну так вот. По прибытии на сборы свои гражданские одежды мы зашивали в персональные мешки. Даже на два месяца было жаль расставаться с клетчатым в талию пиджаком, брюками клёш от бедра, шузами на толстой платформе и другими атрибутами стиляги эпохи 80-тых. Положение партизан обязывало облачаться в гимнастёрку ещё военного образца, галифе и кирзовые сапоги. На службе это нормально, но иногда мы посещали клубы с танцами (а случалась и такое), и тогда чувствовалась некоторая ущербность в несоответствии твоих сапожищ туфелькам партнёрши.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Наверное, у вас создалось впечатление, что мы там и службы-то не нюхали, а нюхали что-то другое, таки нет. Просто интереснее описывать быт, а остальное – военная тайна.
Наступило воскресенье, пушки не стреляли, и мы решили устроить пикник. Бравый сержант Андреев уже доставил всё необходимое для поляны, а с гитарой мы были неразлучны всю сознательную жизнь. Ну, что ещё надо… Углубившись в лес настолько, что, казалось бы, оставшиеся в лагере офицеры не должны были нас слышать, мы всё-таки не рассчитали лесную акустику. Наши изрядно подогретые артиллерийские глотки создавали такую звуковую волну, что, отражаясь от берёз и сосен, она доходила до лагеря уже Бухенвальдским набатом. Причём, со всех сторон сразу. Потом мы узнали, что из лагеря действительно невозможно было определить направление нашего пребывания.
Завершение пикника пришлось на ближайшую (километров за десять) зону отдыха. Парковые гуляния, танцы-шманцы… Мне, полупрофессиональному ныряльщику, больше всего приглянулась семиметровая вышка над озером. Знаете, когда внизу вода, так и тянет прыгнуть с любой высоты. Смею надеяться, что частые соприкосновения моей башки с водной гладью на умственных способностях не отразились.