Так что теперь Бриджет, которая была самой крутой девчонкой в классе, а может, и во всей старшей школе Дуглас, сидела слева и писала эсэмэску Софи Таппер, сидевшей справа. Я точно знал, что пишет она обо мне. Я всегда чувствую, когда люди говорят обо мне.
Моя левая рука дико болела, и мне понадобилась еще одна таблетка перкосета. За десять минут до звонка я просто мечтал убраться отсюда. Не только с алгебры. Из чертовой школы. Сегодня пришлось прийти раньше, на дурацкую пересдачу экзамена, и теперь я валился с ног. Раньше я уходил после седьмого урока. В последнее время – после шестого. Скоро, возможно, буду уходить после пятого. Я просто не мог здесь сидеть. Тем более что отстал и остался на второй год. Снова стал гребаным джуниором[2].
Семнадцатилетний джуниор. Парень, на которого все украдкой глазеют. И притворяются, будто не смотрят. До пожара все девчонки не сводили с меня глаз. Тогда мне это льстило. И было приятно сознавать, что они пишут подругам эсэмэски обо мне. А еще я часто получал е-мейлы насчет того, как они хотят целоваться со мной. Со множеством подробностей.
Теперь все стало по-другому. Я вообще не получал е-мейлов. И знал, что сейчас говорят обо мне девушки. Как они смотрят на меня с правой стороны. Пока они не видели моих рук и ладоней, я выглядел круто. Но если они смотрели слева… Я словно вылез из фильма ужасов. Я с трудом терпел эти взгляды, хотя так и подмывало выкинуть из окон все парты.
Звонок, наконец, прозвенел, и я без оглядки вылетел за дверь. Прошагал прямо к машине и сел. Какая-то дилерская контора в Джексонвилле пожертвовала мне машину после того, как я вышел из больницы. Машина была полным отстоем. Я хотел продать ее и купить мотоцикл, но мать сказала, что это было бы оскорблением. Что я должен быть благодарен и бла-бла-бла.
Я запил перкосет тем, что осталось в банке «Доктор Пеппер», которую утром сунул в держатель для чашки. Выехал с парковки и направился к мосту. Но не для того, чтобы вернуться домой. Прежде всего потому, что там будет ма, а я не хотел, чтобы она знала о пропусках уроков. Не хотел, чтобы она расстраивалась. И главное, сегодня, по какой-то дерьмовой причине, у нас был Энди. Сегодня! В день, когда выпускают Мэгги! В день, когда ужасно хотелось забыть обо всей семейке Локвудов. Ма оставила на сотовом сообщение насчет Энди, но сказала, что он уедет к тому времени, когда я вернусь. Она добавила, чтобы я после школы сразу ехал домой. Возможно, потому, что знала, как я буду злиться из-за освобождения Мэгги.
– Если увидишь репортеров, проходи мимо, – велела она. – Не вступай в разговор. Ты им ничем не обязан.
Репортеры. Дерьмо. Им лучше держаться подальше.
Но я ни за что не поеду домой, пока не буду знать наверняка, что Энди оттуда убрался. Не желаю видеть никого из Локвудов. Ни Энди, ни Лорел, ни суку, которая сожгла мне лицо. Ради нее же самой. Я могу убить ее, если увижу. Деньги способны купить все, в том числе и освобождение из тюрьмы. Она навещала меня в госпитале до того, как попала в тюрьму, но знай я то, что знаю сейчас, клянусь, задушил бы ее, хотя мои руки были