Резким движением человека, который вот-вот опоздает из-за того, что погода на земном шаре не одинакова, Камински схватил с вешалки рюкзак, вытряхнул содержимое прямо на тумбу в коридоре, вытащил из шкафа синюю стеганную куртку, шарф и запихав вещи внутрь, выскочил из квартиры.
Жаль, не взял зонт.
Просто идиот, что не взял!
В салоне такси плотно пахло кокосом и, по случаю дождя, окна были наглухо закрыты. Таксист, хмурый пузатый мужик с красным лицом, выдававшим вспыльчивого любителя горячительных, так грозно посматривал на пассажира в зеркало, что Камински сразу понял – беседы не будет. И просить открыть окно тоже – не стоит.
Не то чтобы Герхард сильно любил болтать с незнакомыми людьми, но когда ведешь замкнутый образ жизни, порой это развлекает.
Ну, нет так нет.
Камински поерзал на заднем сидении, устраиваясь поудобнее, поправил ремень безопасности и ремешок сумки на тощей груди, пригладил волосы, которые чуть намокнув немедля начали завиваться, наплевав на количество втертого в них средства для укладки, и протёр стекла очков специальной тряпочкой, которую носил в футляре.
Путь до аэропорта предстоял неблизкий, а таксист включил любимое радио всех таксистов, где пели исключительно почему-то про ушаночки, телогреечки, Мурок-предательниц и чистую лебединую любовь на пруду.
Вставляя в уши наушники, Герхард рассеянно размышлял о том, как же странно все устроено в мире – французский шансон трогает сердце, а от русского почему-то хочется сигануть в окно. Хотя вроде бы по сути смысл песен примерно об одном – коварство и любовь.
Камински открыл приложение в смартфоне и выбрал специально Эдит Пиаф, что бы под пронзительный вокал маленькой француженки наблюдать, как за окном медленно проплывает город в жёлтых пятнах осени и потоках дождевых струй. Рука потянулась к внутреннему карману пиджака, где лежал маленький блокнот в чёрной обложке и ручка, но Камински одернул себя – это будет только больше нервировать и без того взвинченного водителя. Герхардт давно заметил, что людям не слишком нравится стать вдруг объектом зарисовки. Зато наблюдать стоя за плечом и раздавая советы, совсем другое дело. Тут каждый был критик и каждый художник.
Камински прикрыл глаза и постарался сосредоточиться на музыке:
Balayés les amours
Позабыта печаль,
Avec leurs trémolos
Позабыта любовь,
Balayés pour toujours
На века. Их не жаль -
Je repars à zéro …
На счету снова ноль…
Герхардт знал французский не слишком хорошо, понимая лишь общий смысл. И музыка настроила его на лирическую волну. Он тоже чувствовал себя в "точке зеро".
Последние отношения закончились пару лет назад и он потерял надежду найти ту, что будет терпеть его отлучки и внезапные визиты родственников.
Герхардт,