Сократ жил в мире, который нам своим нынешним – христианско-секулярным – умом не понять.
Это был мир, в котором богам приносились жертвы, где их присутствие ощущалось людьми физически – в дуновении ветра, в раскатах грома, в морских волнах. Афиняне жили среди своих богов.
Как в таком случае ещё было Сократу трактовать этот звучащий в нём голос его мысли?
Да, он назвал работу машины своего мышления «даймоном» – мудрым и божественным, каким, надо сказать, и стал для всей нашей будущей цивилизации гений Сократа.
Не удивляет меня и то, что голос его мышления замолчал перед судом.
К этому моменту уже все решения были приняты: каждое слово, каждый жест, каждый поступок, совершённый Сократом с момента его выхода на сцену афинского суда и до последнего глотка цикуты, был выверенным шагом в Вечность.
Сократ никогда не создавал текстов, он лишь общался с другими людьми. И мы знаем о нём именно от этих людей, для которых он стал героем, иконой и великой жертвой, и во многом именно благодаря своему поведению на суде и после него.
Умри Сократ тихой смертью обычного античного мыслителя, может быть, мы бы никогда и не узнали о его существовании, о той философии, которую он создал, о том философском методе, который он изобрёл.
Шок, ужас и трепет учеников, последователей, да и просто неравнодушных людей – всё это стало результатом работы величайшей машины мышления, заключённой в черепной коробке Сократа.
Это был последний, но мощнейший аккорд, благодаря которому его машина мышления сохранила себя в веках – в книгах, диалогах, сказаниях, в нашем с вами сегодняшнем разговоре.
Так молчал ли «даймон» Сократа в то судное утро, когда только отстроенный Фидием Парфенон сиял множеством ярких цветов на вершине Акрополя?
Нет, он не молчал. Он просто всё уже сказал…
Образ сократовского «даймона» хорош тем, что он схватывает главную особенность этих интеллектуальных трансов: человек, находящийся в подобном состоянии, как будто бы не принадлежит себе.
Он ощущает, что мысли завладевают им как бы извне, словно бы по воле какой-то могущественной силы – схватывают и держат его.
Как будто бы это не он думает, а что-то само собой думается в нём. Словно какая-то машина колотит деталями – там, внутри его черепной коробки.
Именно этой «машине» – машине нашего мышления – и посвящена книга, которую вы держите в руках. Мне очевидно, что эта машина есть у каждого из нас. Но умеем ли мы ею управлять?..
Обнаружить эту машину мышления в себе, понять, как она может разгоняться до скоростей, способных парализовать Сократа и Эйнштейна, и научиться управлять ею – вот наша задача.
Быть может, я нахожусь в плену искажённой реальности – всё-таки мышление о мышлении составляет важнейшую часть моей жизни, – но, думая о судьбе Сократа, я полностью уверен в том,