Часто из случайных высказываний великих людей мы сокровенным образом узнаем их подлинные мысли.
Когда мы торжествуем, мы можем быть и милосердны. Когда мы сильны, мы можем позволить себе и великодушие.
Пример последовательности Черчилля: через сорок лет он скажет: «В победе – великодушие». См. «Вторая мировая война» в настоящей главе.
…человека следует повергать лишь для того, чтобы потом возвысить его в лучшее состояние ума.
Было намного выгоднее подкупить человека, чем убить его, и намного выгоднее быть подкупленным, чем убитым.
Лучшее в мире сочетание – это власть и милосердие. Худшее – слабость и вражда.
Где большая власть – там большая ответственность… где никакой власти, там, я полагаю, не может быть и ответственности.
Однако в целом в человеческих делах, в том числе правительственных, мудро отделять помпу от власти.
Развернутую версию цитаты см. в главе 7: «Монархия».
Еще никого не ранили дважды в один и тот же день.
Черчилль сказал эти слова машинисту бронепоезда, попавшего в бурскую засаду возле Чивли. Позднее он представит машиниста, который остался хладнокровен и в итоге благополучно увел поезд, к медали Альберта.
Возраст женщины – на сколько лет она выглядит. Возраст мужчины – на сколько лет он себя ощущает. Возраст мальчика – на сколько лет с ним обращаются.
Замечание Черчилля за обедом, согласно дневникам Дейзи Сакли (1891–1991), родственницы президента Рузвельта.
Мы не знали ничего, кроме войн, с тех пор как демократия встала у руля.
Эти слова (см. также главу 5: «Видение») демонстрируют определенные опасения, связанные с демократией, которые Черчилль высказывал на протяжении всей жизни. Он считал, например, что встреча монархов и глав государств могла бы предотвратить Первую мировую войну; что пленарное заседание Большой тройки (Великобритании, США и СССР) могло бы ослабить холодную войну – независимо от действий демократических органов.
…тот, кто способен выиграть войну, редко способен заключить хороший мир, и тот, кто мог бы заключить хороший мир, никогда не выиграл бы войны.
Черчилль добавляет: «Я, пожалуй, зашел бы слишком далеко, если бы заявил, что способен как на одно, так и на другое». Поразительное предвосхищение его чувств через пятнадцать лет, когда родина отправит его в отставку после победы