– Начинайте, – велел Томас, его губы подрагивали. – Что-то свечи горят слабо…
Монахи, стуча сандалиями и оскальзываясь на ступеньках, торопливо взбирались на хоры, священники с опаской приблизились к гробу. К удивлению и страху Томаса, тот стал совсем черным. В тиши и недвижимости он ждал зловеще и угрожающе.
Макдональд внезапно заорал:
– Да зажгите же, мать вашу, все свечи!.. За них уже заплачено!
Он сам смутился своего крика, вздрогнул, а из группы рыцарей крикнули:
– Все вчерашние горят!
– Еще и новые зажгли!
– Все зажигаем!
Макдональд пробормотал:
– Черт-те что мерещится. Только что Моргану видел с Мордредом.
Сзади Томаса вялый голос калики посочувствовал:
– В темноте, а хуже того – в полутьме, всегда всякое чудится…
По спине Томаса пробежала огромная холодная ящерица. Калика вперед не лезет, по сторонам поглядывает быстро, цепко, словно уже примеряет, сколько кому отвесит. Конечно, в чужой костел с языческими богами не попрешь, но раньше за ним избыточной осторожности Томас не замечал.
Ворота захлопнулись гулко и, как показалось Томасу, чересчур легко, быстро. Словно деревянная калитка, которую толкнула детская рука. Но загрохотали тяжелые засовы, заскрипели, а двое рыцарей задвинули железные бруски в широкие уши и снаружи, обнажили мечи и встали рядом. Лица их были бледными и мученическими.
Макдональд вскинул руку, словно перед сигналом к рыцарской атаке, но монахи на хорах уже и так шелестели псалтырями, тянули сперва вразнобой, торопясь от усердия, постепенно выравнивались, голоса звучали громче, мощнее. Священники у гроба раскрыли книги, бормотали молитвы, их монотонные голоса ослабили натянутую тетиву нервов Томаса.
– Наконец-то, – сказал он с облегчением.
– Темновато, – сказал Олег озабоченно.
– Свечей пожалели, – бросил Томас. – Сейчас велю зажечь до единой!
– Разуй глаза, – посоветовал калика тихо. – Да что там… сам знаешь, что только иконы еще не зажгли.
Воздух был странной смесью теплых струй ладана с могильной сыростью. Лики на иконах потемнели, лица заострились как у покойников, только глаза наблюдали за людьми с неприкрытым недоброжелательством.
Томас сжал челюсти, стараясь не выдать дрожь во всем теле. Несмотря на свет от свечей, странно тусклый, на лицах монахов, священников и даже его рыцарей был желтый цвет, как будто только что поднялись из могил. От надбровных дуг падали густые темные тени. Глаз Томас не видел, только чудилось, будто там иногда поблескивают красные дьявольские искорки.
– Ничего, – сказал он с натужной твердостью, –