Случайно встретив его на улице, вы, скорее всего, прошли бы мимо. Особенно здесь, в Иерусалиме, в месте изобилующем колоритными персонажами. Заурядная одежда и типичная для Израиля внешность. Парень не выделяется из толпы ровно до тех пор, пока не заглянешь в его угольно-черные глаза, скрывающие неспокойный океан вечности.
Глаза не юноши, но старика. Два изношенных сита, пропустивших через себя тысячелетия скорби и отчаяния… Без преувеличения, они повидали столько, что всем прелестницам Востока не хватило бы тысячи и одной ночи, чтобы рассказать их печальную историю. До недавнего времени мальчишка смиренно плыл по реке времени, собирая черным неводом свой страшный улов. Задолго до того, как выросли грубые стены Иерусалима, он топтал эти земли, избавляя от мук страждущих. В его крепких объятиях прекращали биться измученные сердца и стихали конвульсии. Именно он дарил блаженную улыбку тем, кто жил в беспросветном горе.
Целую вечность назад этот юнец щурился в лучах палящего солнца, наблюдая за тем, как смелый пастушок по имени Давид наносит сокрушительный удар по грозному воину, исполину Голиафу. Отстранённо и безучастно он смотрел на то, как пронзают ножами великого Цезаря, театрально произносящего легендарное: «И ты, Брут?!». Он же был свидетелем того, как любимица народа, принцесса Диана, в сопровождении любимого мужчины, Доди Аль-Файеда, прыгнула в черный Мерседес, позабыв пристегнуться… О нем в свое время мрачно рассуждал Гёте, его пытался запечатлеть в цвете Густав Климт, ему же посвящала свои душераздирающие музыкальные оды Диаманда Галас. Великий и ужасный жнец, хладнокровный Черный Ангел, не знающий жалости и пощады, свидетель всех концов и последний друг каждого человека, когда-либо жившего на Земле. Господин Смерть.
Он не любил, когда вокруг его скромной персоны начинала клубиться дымка пафоса и благоговения. Все эти культы, что в определенный период истории плодились, словно грибы после дождя, не представлялись Смерти хоть сколько-нибудь занимательными. Свободный от иллюзий относительно своей роли, Мрачный Ангел не желал романтизировать то дело, которым занимался. Впрочем, живым то было невдомек, а потому, они продолжали восхвалять Погибель Несущего в надежде вымолить пощаду, когда пробьет их час.
Но, насколько было известно самому Ангелу Смерти, задержаться в мире живых дольше положенного – задача невыполнимая! Мертвое Око, расположенное в центре медальона, который не снимал Смерть, неотвратимо распахивалось, устремляя свой мутный взор на того, чьи песочные часы жизни роняли последние крупицы. Так было всегда, от начала времен, задолго до того, как Пангея раскололась на материки, разбежавшиеся в разные концы земного шара… Так должно было продолжаться до тех пор, пока не издаст свой финальный вздох последний из сыновей Адама и Евы.
Но все это лишь теория. Вернее, в Божественная воля, также известная, как закон мироздания… В то же время, сам факт существования