Там, на побережье, примерно на полпути между Котором и Баром, расположен клочок ровной земли, некогда служивший базой югославских ВВС, а с некоторых пор превратившийся в гражданский аэропорт, обслуживающий в основном туристские чартерные рейсы. Черногория – страна, давно живущая за счет туристов. Настоящей промышленности здесь нет – парочка каменоломен, разумеется, не в счет, – а земледелие в краю, где участки относительно ровной земли можно пересчитать по пальцам, сводится к выращиванию оливковых деревьев на рукотворных террасах. Зимой этот край впадает в спячку – туристам здесь делать нечего, и рейсы из единственного здешнего аэропорта отправляются крайне редко. На один из этих рейсов и намеревался успеть водитель потрепанной «юго», взятой им напрокат в Подгорице.
Билет на самолет лежал во внутреннем кармане его пальто вместе с паспортом и официальным приглашением, которое подписал секретарь московского отделения Общества российско-сербской дружбы.
Смуглое бородатое лицо водителя расплылось в невольной улыбке. Ощущать себя официальным лицом, представителем международной общественной организации было ему в новинку, но он полагал, что как-нибудь справится с поставленной задачей, не ударит лицом в грязь. Тем более что никаких дипломатических ужимок от него в Москве не потребуется – все давно обговорено, решено и подписано без него. Ему же останется только с умным видом валять дурака на публике, отрабатывая обязательную программу – пара-тройка официальных заседаний с заученными речами, экскурсия по Москве, непременное «Лебединое озеро» в Большом театре, банкет – скорее всего не один… Итого – три дня активного отдыха за счет принимающей стороны; три дня публичного, не слишком обременительного лицедейства, призванного замаскировать простой и будничный факт передачи из рук в руки некоего чемодана, содержимое которого поможет хотя бы отчасти разрешить некоторые давно наболевшие проблемы – в Косово, например, и не только там…
При мысли о том, как будут решаться упомянутые проблемы, руки в тонких кожаных перчатках с огромной силой сжали руль, а темно-карие, почти черные глаза превратились в узкие щелочки, как будто водитель смотрел на врага через прорезь автоматного прицела. На скулах заиграли желваки, извилистый шрам на левой щеке побелел, став заметнее, чем обычно. Лиха беда начало; обремененные собственными проблемами, русские не могут, как встарь, помочь