Я выскочила на середину комнаты, с низкого столика смахнула рюмку.
– Ничего-ничего, – собирая осколки, приговаривал Умнов.
– Ой, как слон в керосиновой лавке! За это сейчас прочту стихотворение. Сочинила сама. – Подняла правую руку к лицу и стала вертеть ей, помогая «философствовать». – Вы понимаете, у меня последнее время наваждение какое-то… «Наваждение»! Так называются стихи. Вы меня слушаете?
– Конечно, Сафо! Читай!
И они с братом, иронично глядя в мои круглые глаза, отвалились на спинку дивана.
Витают души за окном,
Из снега показался Гном.
Качнулась белка на сосне,
И счастье снилось мне во сне…
Витали души за окном…
И ни души! Ни этот Гном,
Ни эта белка на сосне,
И счастье только лишь во сне.
И снег! И белка за окном!
И снова показался Гном!
И счастье, и опять сосна.
Витают души! Я без сна!
– Это вальс! – сказал Андрей. – Как это у тебя? – Подошел ко мне и, повторяя: – Качнулась белка на сосне. И счастье снилось мне во сне, – начал со мной вальсировать. – Ви-та-ют ду-ши за ок-ном! И с Гномихой танцует Гном! Это вальс, и это прекрасно! Напиши таких штук тридцать, и мы устроим вечер вальса. Вальс, вальс, вальс…
– Одна барышня, – начала я под умновскую водку, – собиралась на свой первый бал… «Бабушка, что мне делать? Как мне себя вести, если меня кавалер пригласит на вальс? Что я должна говорить?» Бабушка отвечает: «Как положено светским людям, сначала поговори о погоде, потом о музыке… и в конце – что-нибудь остренькое!» Наступил бал. Барышню пригласил кавалер. На вальс. Она улыбается и говорит: «Какая чудная погода. Училась музыке три года. Бритва!»
Умнов даже поперхнулся дымом от сигареты. Глотнули «умновской», Андрей взял меня за руку и деловито повел в другую комнату. Подвел к окну и закрутил нас в плотную зеленую занавеску. В такой мизансцене мы еще не целовались…
– Ой, у меня лихорадка! – пискнула я.
Тут же влетел Кирилл, раскрутил нас:
– Ты уже закручивался с ней, теперь я закручусь.
Меня