– Эй, Сидорчук. Увести зверёныша в клетку.
Я действительно зверею, Сидорчук толкает меня лбом в лицо, нос хрустит.
Так я и оказался в карцере.
Вы спросите, где была моя родня и семья? Отвечаю: сестра училась в Северной столице на врача; мамы уже не было – её не стало год назад, сильное воспаление лёгких, следствие – туберкулез и т. д.; отец у меня строитель, был на заработках, и я остался сам по себе.
Хотя был ещё один человек. Дверь неожиданно отворилась, и в камеру вошёл крепкого сложения, немолодой, среднего роста мужчина со спокойными светло-карими глазами.
– Здравствуй, племянник, рассказывай, как ты здесь?
Это был дядя Отар, точнее, он мне не родной, но с детства дружил с отцом, живём недалеко – считай, на одной улице. Да, я всегда воспринимал его как члена семьи, и он меня. Я рассказал ему всё и получил неожиданное предложение, оно заключалось в следующем: не знаю, с кем поговорил дядя и что это ему стоило, но у меня был выбор – либо тюрьма, либо армия. Я выбрал второе.
– Ну вот и всё, парень, увидимся, – он уже уходил.
– Послушай, дядя, а сколько тебе это стоило?
– Ничего, у меня здесь есть друг?
– Что – генерал?
– Ну… генерал – не генерал, а тебе помог.
– Передай ему спасибо. – Темнит, не хочет говорить, хм, не важно, я ему всё равно благодарен за всё.
– Я пошёл, а ты держись, «обожжённая лапа». – Я посмотрел на свою левую ладонь, на шрам в виде двух смыкающихся колей, образующих что-то вроде треугольника, он чесался.
Всё оказалось правдой, меня действительно выпустили, но перед тем, как я отправился в военкомат, пришлось ещё посидеть в СИЗО 4 месяца, всегда есть подвох.
Кстати, пока сидел, познакомился с одним человеком…
Заканчивался первый месяц «отдыха», делать там было нечего, поэтому я отжимался, пол был жутко холодный. Стук в железную дверь, голос противный такой:
– Эй, Маугли, принимай гостя.
Сидорчук и ещё один тупорылый здоровяк затолкали чьё-то тело вовнутрь, но пересекать границу камеры не хотели.
– Будь здоров, Сидорчук, как твой нос? – он до сих пор носил пластырь на своём поросячьем рыле. – Не хочешь зайти и пожать мне руку?
– Да пошёл ты! Гендос, закрывай клетку. Оставим дикарей одних.
Человек минуты две лежал неподвижно, потом пошевелился, нашёл рукой скамью, опёрся и сел с усилием и вздохом. Теперь я мог его рассмотреть получше: на нём не было живого места, он покачивался, лицо в синяках и ссадинах, руки в кровоподтёках, два пальца, кажется, не двигаются. Он постучал зубами, как будто проверял, – точнее, тем, что от них осталось, я успел увидеть два золотых. Снял рубашку рваную, мятую, всю в багровых пятнах, на спине гематома размером с подошву кирзового сапога, повернулся обратно, на груди были татуировки: Сталин слева и купола церкви справа. Он размял плечи, на них я заметил звёзды, а чуть ниже шеи, сзади, был крест. Это был мужчина среднего роста, худощавый, с чёрными густыми усами, смуглый, на вид ему было где-то от 45 до 50 лет. Вдруг он на меня посмотрел, и по телу прошёл холодок, у него были