При таком подходе открывается путь к доказательности интерпретаций и к экспликации строгими формальными методами интуиции терапевта. Именно формализмы – это то, что, первоначально утяжеляя, замедляя и обедняя работу с интерпретациями, позволяют затем проверить их с помощью матметодов и в дальнейшем работать с ними быстро, имея возможность на каждом следующем шаге уточнять степень их корректности, в том числе подтверждать, что данная интерпретация адекватно описывает именно данный кейс, а точнее – именно этого человека здесь и сейчас, а не некоторый «психотип», или диагноз, или кейс, описанный некоторым авторитетным автором в другой ситуации и в другое время. На точности конкретной интерпретации оказывается возможным строить обоснованный и успешный план дальнейшей терапии, причем план «экологичный», когда можно говорить на языке клиента, опираться не на свой, а на его жизненный и эмоциональный опыт, на его ресурсы, а не требовать от него перейти на чужой ему язык психотерапевта и использовать чужой опыт для решения собственной проблемы.
Опираясь на лингвистическое «Как он это говорит?», оказалось возможным сформулировать в процессе беседы (или нескольких диагностических бесед) диагностику проблемы клиента и дальнейший терапевтический план как задачу с недостаточным и избыточным условиями, которая подлежит дальнейшему решению по алгоритму.
Для формулировки, а затем решения этой задачи была создана формальная техника. Описываемая техника была названа процедурой семантического наполнения понятий конкретными содержаниями – ПСН.
Целью ее явилось выявить среди множества значений слова, обозначающего то или иное понятие, некоторое семантическое ядро, присутствующее в любом, даже очень усложненном или странном использовании этого слова любым носителем языка. Семантическое ядро заведомо оказывается значительно примитивнее и беднее, чем само понятие, обозначаемое словом. Но оно составляет тот семантический фундамент, на котором покоится все богатство разнообразных