Василий отдал приказ по эскадрилье и первым пошел в пике, привычно ощущая некую легкость, сопутствующую началу этого не самого легкого для здоровья маневра.
Внизу начало второй волны заметили и стали активно маневрировать, стараясь поставить советские пары в несколько огней, эшелонировав обстрел по ярусам. Истребители ушли ниже и выше, а бомбардировщики чуть подкорректировали курс.
Лезть головой в петлю Василию очень не захотелось, поэтому он потянул рукоятку на себя и вбок, давая длинную очередь поперек курса идущих вдали немецких истребителей и уходя вниз в стороне от строя, готовящегося его растерзать. Впрочем, он промахнулся. Очередь прошла в стороне от «сто девятого», пугнув его и вынуждая отвернуть в сторону. А вот ведомый попал – пройдя несколькими пулевыми попаданиями по капоту. Жаль, что снаряды ушли в молоко, но и этого хватило.
– Акация, ты как там? – нажав тангентку, спросил Василий, когда они уже ушли в пологом пикировании в сторону километра на два.
– Несколько винтовочных попаданий в крыло. Ничего страшного.
– Клумба. Клумба. Я Сирень… – продолжил Василий Иосифович вполне уже привычную работу по координации эскадрильи.
В тот вылет эскадрилья Василия Сталина еще дважды заходила на высоту для повторения удара. Но кое-кто из немцев смог уйти. Хотя в первые дни войны получалось вырезать подобные эскорты полностью. Впрочем, Василий не расстраивался. Свои все живы, а это главное. Кое-какие повреждения самолетов починят. Да и немцев старались бить не в кабину, а по двигателям. По возможности. Насаждая тем самым определенную атмосферу благородства, что ли. Не очень рационально, но на самоощущение летного состава влияло крайне положительно. Особенно на фоне весьма многочисленных воздушных побед.
Вечером того же дня
– Геринг, – Гитлер раздраженно смотрел на шефа Люфтваффе, – я не понимаю, что случилось с вашими хвалеными асами. Мне докладывают, что они решаются нападать на противника не менее чем при двукратном превосходстве в силах, а в остальных случаях лишь