Откуда они их знают? Да все просто! За ваши деньги они знают всё. А чего не знают – прознают. Или придумают. И красиво, под овации положат совершенно нерабочие «темы и финты» на ваше блюдце с переменной каёмкой.
Откуда вы знаете, что надо ходить на работу? Что девочек обижать нельзя? Что черную кошку надо гнать с глаз прочь, чтоб она не перебегала вашу дорогу?
Откуда, к примеру, вам ведомо, что с Байконура летают ракеты? Вы что, имели честь лично там побывать?
Откуда вы в курсе, что было 1000 лет назад? Что динозавры вымерли, а акулы остались? Документов – нет, свидетелей – тоже. Только многочисленные гипотетические бумагописательные склады субъективно обработанных данных.
Или откуда вам стало известно. Что, мол, греческая и римская цивилизации – одни из самых древних? Что Вавилония тысячи лет назад подарила «сады Семирамиды», которые не пережили силы песков или нашествия пришельцев (каких только теорий не существует), а вот пирамиды Хеопса или майя почему-то выжили до наших дней?
Откуда вы всё это знаете?
Не забавы ради этот вопрос задается снова и снова. Он – один из первых ключей, что отпирает капкан. Капкан, в который каждый попадается с самого детства, соглашаясь с любыми данными, потому как «вам так сказали», а вы это впитали.
И это – один из механизмов, позволяющий не просто задуматься о том, что толкового и разумного вы вообще знаете и, соответственно, умеете использовать, но и позаботиться о приобретении крайне полезного навыка. Древние говорили «не хули и не принимай – проверяй». Да, самостоятельно что-то проверить да разобраться – это не чашку кофе выпить. Тут и терпение надобно, и порох в пороховницах, и пара-тройка инструментов. Зато жить так безопаснее, во многих аспектах.
Да и справедливости ради: ваша память-таки – не помойная яма и не архив чужих заблуждений, не так ли?
Вопрос-отмычку «Откуда ты это знаешь?» мне впервые задал мой наставник – Виктор Павлович Светлов. Он был удивительной личностью, во множестве мыслимых и немыслимых проявлениях этого слова. И как невероятный методист, он никогда не давал возможности быть следствием чужих заблуждений. Он привил мне особую тягу и к науке, и вообще некую привычку – во всём разбираться обстоятельно, не действуя сгоряча, не порицая, и не принимая на веру, просто потому что какой-то авторитетный спикер что-то изволил сказать или написать. Разбираться и проверять.
Этот подход позволил многое освоить, не «растекавшись мыслью по древу». От буддизма, ислама, шаманизма – до новых философских школ, и даже европейской мемориальной магии.
И выводы свои доводилось проверять неоднократно. В том числе, имея честь и возможность консультироваться у самых именитых экспертов в этих вопросах. Виктор Павлович создал мне все условия, и моя подготовка была фундаментальной. Выбрав роль исследователя, который «ведет дело», я