Радуга тяготения. Томас Пинчон

такое, что-то там растворяться не хочет, разъедает съежившийся язык и толченым стеклом хрустит на зубах. Миссис Квандал тем временем занята: утонченно покусывая, смакует вишнево-хининный птифур. Улыбается молодежи из-за вазы с конфетами. Ленитроп, забывшись, снова тянется к чашке. Красиво уже не выпутаться. Дарлина стащила с полки пару-тройку новых банок с конфетами, и Ленитроп ныряет – словно путешествие к центру враждебной планетки, – в гигантский бонбон хрумп сквозь шоколадную мантию к мощно-эвкалиптовой помадке и наконец к ядру из очень жесткого виноградного гуммиарабика. Он выцарапывает осколок этой фигни из зубов и некоторое время разглядывает. Осколок фиолетовый.

      – Вот теперь вы понимаете! – Миссис Квандал машет ему крапчатой массой из имбирного корня, баттерскотча и анисового семени. – Видите, этим надо еще и любоваться. Отчего американцы такие порывистые?

      – Ну, – бормочет, – обычно мы ничего сложнее «Херши» не едим…

      – Ой, попробуй эту, – вопит Дарлина, хватаясь за горло и подталкивая Ленитропа всем телом.

      – Ну надо же, это, небось, ничё так себе, – опасливо взяв жуткую с виду буроватую диковину, точную копию миллзовской лимонки в четверть величины, предохранительный рычаг, чека, всё на месте – одна из патриотических конфет, что выпускались до того, как сахар стал в дефиците, а еще, замечает Ленитроп, заглянув в банку, есть патрон от «уэбли».455 из розово-зеленого полосатого ириса, шеститонная сейсмическая бомба из какого-то сбрызнутого серебром голубого желатина и лакричная базука.

      – Ну же, – Дарлина прямо хватает его руку с конфетой и пытается втиснуть ему в рот.

      – Я просто, ну, любовался, как миссис Квандал велела.

      – А лапать конфеты нечестно, Эния.

      Под тамариндовой глазурью гранаты обнаруживается приторная пепсиновая нуга, под завязку набитая пронзительно засахаренными ягодами кубебы и с вязкой камфарной сердцевиной. Мерзость несказанная. От камфарных паров у Ленитропа кружится голова, из глаз течет, на языке – всесильное всесожжение. Кубеба? Он эту дрянь курил.

      – Отравили, – находит в себе силы прохрипеть он.

      – Тверже духом, – советует миссис Квандал.

      – Да уж, – Дарлина, сквозь размятый языком слой карамели, – война идет – ты что, не в курсе? Ну же, милый, открой ротик.

      Сквозь слезы видно ему неважно, однако слышно, как миссис Квандал напротив говорит:

      – Ням, ням, ням, – а Дарлина хихикает.

      Оно огромное и мягкое, как маршмеллоу, но почему-то – если, конечно, он всерьез не повредился мозгами – на вкус как джин.

      – Эт’ шт? – выдавливает он из себя.

      – Маршмеллоу с джином, – грит миссис Квандал.

      – Ой-й…

      – Да ерунда, ты вот это попробуй… – в некоем извращенном рефлексе зубы его грызут твердую и кислую крыжовенную оболочку и находят влажный фонтанчик гадости – он надеется, это тапиока, – какие-то клейкие кусочки, насыщенные гвоздичной пудрой.

      – Еще