Написав расписку в сто тридцать рублей и передав ее Шлимовичу, Костя Бережков начал прощаться с ним.
– Не пущу, не пущу без обеда, – сказал Шлимович. – У меня пообедаете. Ведь вы еще не обедали сегодня.
– Да… Но я уж как-нибудь… Поеду домой. Я уже говорил вам, что с дядей худо и он даже присылал за мной в лавку. Неизвестно, что там такое… Надо посмотреть, – откланивался Костя.
– Однако ведь обедать-то вы должны где-нибудь, так пообедайте у нас. Мы в четверть часа отобедаем. Ну, что вам значит четверть часа? Четверть часа больше, четверть часа меньше.
– Нет, уж позвольте… Вдруг умер старик? Там при нем эта самая его старая любовь Настасья Ильинишна с дочерью… Растащить могут. У старика деньги и под тюфяком, и под подушкой – во всех углах распиханы. Отпустите.
– Не отпустим. Все готово, все на стол подано. Давайте вашу шапку, – заговорила Лизавета Николавна и вырвала у Кости шапку. – Идемте и садитесь за стол. Мне с вами об Наде поговорить надо.
Она подхватила его под руку и потащила в столовую.
– Пока вы торговались, мы бы уж с супом покончили, – продолжала она. – Вы рассудите только одно: если старик умер, то уж все равно те деньги, которые у него под подушкой, слизнули. Садитесь… – посадила она его к столу.
– А что вы хотели со мной об Наде поговорить? – заинтересовался Костя.
– А вот сейчас… Выпейте водочки перед супом и закусите солененьким. Давайте и я с вами выпью. Вот так…
– Вы о Надюше-то, о Надюше-то… – нетерпеливо говорил Костя.
– Послушайте, так нельзя держать девочку. Ведь вы ее держите почти в черном теле, – начала Лизавета Николаевна. – А между тем посмотрите, какой она успех в театре имеет. Ведь она теперь артистка, совсем артистка.
– Но что же я должен делать, Лизавета Николаевна? Ведь вот я уже купил ей ротонду. Брошку она просит – на днях бриллиантовую брошку ей куплю. Пятьсот рублей я уже ассигновал. Вот только Адольф Васильич поможет мне продать эти проклятые контрабасы и скрипки. Ротонда у ней будет сегодня; брошка – в конце недели.
– Что ротонда! Что брошка! У бедной девочки совсем обстановка не та. Ну, как она живет! Три клетушки, мебель дрянная…
– Недавно я ей в будуар мебель купил, – оправдывался Костя.
– На Апраксином рынке-то… за полтораста рублей… какую-то ситцевую мебель. Полноте… Да разве ей то нужно по ее красоте и таланту? Я и не актриса, но посмотрите, в какой обстановке держит меня Адольф Васильич. Бедная девочка пришла сегодня ко мне, взглянула на нашу обстановку и заплакала.
– Ах, она сегодня была у вас? – быстро спросил Костя.
– Была. Она ужасно огорчена. Уж я ее утешала, утешала…
Костя был в замешательстве.
– Лизавета Николаевна… Но я уж не знаю, право, как… Ведь у меня теперь денег нет, – пробормотал он. – Вот достал две тысячи сегодня, да и то товаром. Товар нужно еще продать.
– Знаете, что… Молоденькие женщины об этом не рассуждают. Это вот мы, старушки, можем