– Врешь, около часу ночи заглядывала ко мне Настасья. Я спросил ее о тебе, и она сказала, что тебя еще нет дома.
– Я в час пришел-с. В начале второго…
– Неужто так до второго часа конкурсное управление и продолжалось?
– В двенадцать часов кончилось, но я с председателем конкурса присяжным поверенным Ягняевым зашел в Палкин трактир чайку напиться.
– В трактир! Дядя еле дышит, а ты по трактирам шляешься! – ворчал старик.
– Глаз на глаз с ним переговорить хотелось. В заседании неловко. Там дутые кредиторы из родственников и все на свою руку тянут.
– Ой, врешь!
– Денно и нощно для вас стараюсь… Вот уж верный-то раб!.. А вы все ничему не верите. То есть, кажется, собаку за такую службу и то ласкают, а вы…
– В каком же положении дело? Что конкурс?
– Мое воображение так, что и по двугривенному за рубль не очистится.
Старик покачал головой и прибавил:
– Ну, иди в лавку.
Костя переминался.
– Хотел у вас денег попросить… – начал он.
– Давно ли я тебе дал пятнадцать рублей!
– Одиннадцать рублей за сапоги заплатил. Четыре рубля туда-сюда ушло. Вы дайте уж мне пятьдесят рублей. Я целый месяц не буду просить.
– Что-о? – протянул старик и закашлялся. – Да ты никак с ума сошел! Пятьдесят рублей! Портному за тебя только что заплатили, а ты…
– Перчатки требуются-с, галстух… Надо тоже быть чисто одевшись… Часы почистить следует… теплые калоши…
– На вот десять рублей… И уж больше у меня чтобы не просить в этом месяце!
Старик полез в карман халата, вынул оттуда денег, отделил десятирублевку и подал Косте. Костя взял, поклонился и вышел из спальной.
– Ну, какие это деньги! – вертел он бумажку в руках и горько улыбался. – На одну бутылку шампанского тут только да слуге на чай. Эх, жизнь! Около богатого дяди живешь, а насчет денег бьешься как рыба об лед! Да что рыба! Хуже.
Костя отправился в лавку, переговорил со старшим приказчиком и занял у него шестьдесят рублей. Ему нужно было сегодня же заплатить долг кассиру «Увеселительного зала». Он просил сто рублей, но приказчик не дал.
«Ведь ворует, шельма, около кассы, положительно ворует, а со мной делиться не хочет, – думал Костя. – Надо будет с ним как-нибудь решительно переговорить, наступить на него, сказать ему, что я вижу его хапунцы, отлично вижу, и что ежели он хочет, чтобы все было шито и крыто, то пусть делится со мной, иначе я скажу старику. Ведь поймать-то его, мерзавца, на хапунцах не могу – вот в чем мое горе! Хитер, шельма!» – прибавил он мысленно.
Часу в третьем дня в лавку явился Шлимович. Костя сидел в верхней лавке, когда лавочный мальчик привел Шлимовича к нему. Шлимович был, как и всегда, одет франтом, в дорогом меховом пальто с седым бобровым воротником и в таковой же бобровой шапке. На указательном пальце правой руки и в галстуке сияли крупные бриллианты. От него так и несло крепкими английскими духами. При приходе Шлимовича Костя сконфузился,