Не принес для тебя я сегодня цветов,
Я любовь потерял, навсегда ли? Не знаю,
Только знаю теперь, что я путь начинаю,
От закрытых дверей, от основы основ…
Регулярный, еще подростковый, лихой и задиристый, но довольно механический секс, который почти что освобождал от гнета мастурбации, и, очевидно, обычное дело в браке по обязанности – пара абортов, какие-то книги, пьянки, спорт, все было механическим, и все обещало быть навсегда, на всю оставшуюся жизнь. И даже первую дочку, после полугодового ее безымянного существования, я подло назвал Ксения, то есть «чужая», хотя она – одна из немногих «своих» для меня сейчас. Нет, ничто меня не привязывало к реальности, я плыл где-то в облаках, периодически цепляясь членом за реальность…
Так я и нашел свою вторую любовь, в Хибинах, при поддержке горных лыж и белого вина. Это теперь я с величайшим удивлением понимаю, что чудом нашел «свою» в угаре студенческих пьянок и необязательного секса с малознакомыми девушками. Тогда я только интуитивно понял, что нашел опору в мутном болотце своей ненужной жизни. Питер скрылся в тумане, и я оказался московским доктором-травматологом в травмпункте на Варшавском шоссе, а вокруг поликлиники ходила моя молоденькая любимая жена с коляской и новорожденной дочкой, которую я назвал именем, означающем на древнееврейском – дар божий.
И вот тут меня накрыл СТРАХ. Страх за то, что я сделал, что оставил первую жену, бросил маленькую дочку, назвал ее «чужой». Не раскаяние, а страх за жизнь второй дочери. Я присутствовал во время родов – она не задышала сама, ей пришлось помочь. Потом снова, на руках у жены она вдруг перестала дышать, а может мне показалось. Я встряхнул ее и приложил к груди матери. Дочка очнулась и стала сосать грудь. Но ночами меня мучили ужасы о том, что она умрет, что бог меня накажет, что нужно как-то все исправить. Я стал ходить по книжным православным лавкам, покупать все книги подряд, умолять священников в церквях стать моими духовными отцами. Рванул в деревню к бабушке и крестился вместе с маленькой дочерью в полуразрушенной церкви, там, где лазал по развалинам в детстве, осторожно переступая огромные взрослые какашки, и этот образ надолго остался у меня в голове как образ церкви. Пил со священником кагор в алтаре, попросил рекомендацию для поступления в семинарию и твердо решил стать священником. «Свои» должны были быть только в церкви. Где же еще?! Да и Бога нужно было как-то задобрить. Я решил отгородиться от бывшей «греховной» жизни забором из священников, и в голове у меня были сплошные кресты.
Своих тут нет
Но и священники только в моем пылком воображении неофита могли мне помочь. На самом деле они оказались, как правило, малообразованными, уставшими, раздражительными, придерживались