Володя усмехнулся:
– Я сказал, что доктору наук Б. В. непозволительно не знать элементарные вещи и что ему лучше нужно готовиться к семинарам и читать Ландау.
У меня мороз прошел по коже, когда я представил себя на месте несчастного Б. В.
– Как же вас терпели после таких выходок? – спросил я.
– У меня были очень хорошие работы, и иностранные коллеги очень их ценили.
– Что вас изменило? – показал я рукой на его одежду, явно не соответствующую его рассказу.
– Вы не поверите, Любавический ребе.
– Шнеерсон? – удивился я.
– Да, представьте себе. Когда я первый раз приехал в Америку, мой коллега, профессор Принстонского университета, сказал, что, поскольку я еврей, мне нужно обязательно познакомиться с ребе Шнеерсоном. Мне было неудобно отказываться, и мы с ним поехали в Нью-Йорк.
– И что он вам такого сказал? – моему любопытству не было предела.
– Вы, конечно, знаете, что ребе Шнеерсон каждое воскресенье после утренней службы давал тысячам евреев – религиозным и нерелигиозным – благословение и вручал доллар.
– Да, знаю. У меня у самого в гостиной под стеклом хранится его доллар.
– Так вот, мы с моим коллегой приехали в синагогу и стали в очередь к ребе. Когда подошли к нему, он спросил мое имя, потом пристально посмотрел мне в глаза и обернулся: «Ребе Залман, подойдите ко мне». К нам подошел довольно пожилой человек с большой окладистой бородой. «Наконец я нашел Вам хеврусу[6]» – произнес ребе и показал пальцем на меня. Потом дал мне доллар и сказал: «Вашим товарищем по изучению Торы будет ребе Залман».
– Он что, – удивился я, – не спросил вас, чем вы занимаетесь, откуда приехали?
– Нет. Он вручил мне доллар и благословил меня.
– А кем оказался Залман, ваш хевруса?
– Когда я узнал его фамилию, то не поверил. Залман был выдающийся теоретик, по статьям и книгам которого я учился. С тех пор мы не только партнеры по изучению Торы, но и соавторы многих замечательных работ.
– Скажите, Лейбл, вас не поразила проницательность Любавического ребе?
– Конечно, поразила. Но когда я стал серьезно заниматься Торой, понял, что есть люди, имеющие доступ к духовным мирам, недоступным нашему восприятию.
Лейб посмотрел на заходящее солнце:
– Извините, мне пора. Скоро дневная молитва.
Я хотел спросить, как сложилась его жизнь, есть ли у него дети. Но он уже шел своей неторопливой субботней походкой к выходу с набережной.
Голубой лесбиан
Однажды ко мне на скамейку подсел молодой человек. Серьезность его лица то и дело сменялась лучезарной улыбкой, которую он сразу старался спрятать за насупленным взором. Мне было смешно смотреть на его метаморфозы, и я спросил:
– Скажите, пожалуйста, зачем вы боретесь с собой, ведь у вас хорошее открытое