– Ты ужасно упертый, знаешь? – проникновенно осведомился он и внезапно посерьезнел, – Кевин… у меня ведь есть веские причины не желать этой встречи. На моей совести много грехов, причем грехов весьма и даже очень грязных! Мои игры с законом, все эти дела… Мама и папа, если они узнают… я думаю… да и вообще, они же толком со мной и не знакомы и не были знакомы никогда! Зато я хорошо помню, как они радовались, когда думали, что я исчез, – он скрестил руки на груди и, немного помрачнев, подтянул к себе ноги.
Кевин, несколько растерявшись, недоуменно заморгал, не находясь, что ответить. В последних словах брата ему почудилась застарелая обида.
– Я не понимаю, хотя и искренне пытаюсь понять, почему ты так рад нашей встрече, – продолжил Трес, глядя теперь в пол, – Почему не винишь меня ни в чем, даже зная, каков я на самом деле. Даже помня, как я портил тебе жизнь! Не понимаю, почему Галейн относится ко мне, как к другу и пытается помочь, не понимаю, почему Шон, которого я чуть не застрелил, принимает во мне такое горячее участие! Не понимаю этого, Кевин, и мне до сих пор кажется, что это все просто мои фантазии, что я до сих пор на том проклятом острове среди чертовых дикарей, просто спятил и вижу галлюцинации.
Брат молодого человека осторожно вновь присел на оставленную только что табуретку, и улыбнулся на сей раз с оттенком легкой вины.
– Кев… Ты знаешь, я ведь не психолог, – он чуть развел руки в стороны, – Учился я на хирурга, в тонкостях и хитросплетениях человеческой души разбираюсь не очень хорошо. Но в твоих словах сейчас я отчетливо слышу ребенка, не привыкшего быть любимым. Ребенка, который был вынужден расти в одиночестве, прокладывать себе дорогу в жизни сам, без какой-либо поддержки со стороны родных или друзей… Ты привык быть всегда и всеми гонимым и винимым, брат. Привык к отсутствию хороших людей вокруг, к отсутствию родственников и теперь тебе, конечно, трудно осознать, что кто-то полагает тебя достойным и дружбы, и участия. И я уверен, что родители поймут это! Поймут и не будут винить тебя ни в чем, Кев, поймут и примут с радостью, с любовью! – он глубоко вздохнул и, покачав головой, продолжил уже несколько спокойнее, без такого воодушевления, – Ну, а Пол – хороший человек и, если тогда он пожертвовал исполнением мечты ради того, чтобы помочь нам с тобой, то, конечно, сейчас он очень рад тебя видеть живым. Знаешь, он ведь тоже переживал, когда думал, что мог невольно стать причиной твой смерти… Шону же, полагаю, вообще не привыкать дружить с тем, кто наставляет на него оружие. А что до меня… – он широко улыбнулся, – Неужели ты не знаешь, как я всегда любил тебя и как хотел, всей душой и всем сердцем хотел, чтобы ты был жив?
Молодой человек, слушающий все это с опущенной головой, рывком вскинул ее.
– Любишь! И спокойно простишь мне все, в чем я был замешан? Простишь контрабанду, незаконные сделки, даже приказы убить кого-то? Я ведь ничего от тебя не скрываю, Кевин, не хочу ничего скрывать! И… не буду врать, что не хотел бы вернуться в особняк и опять получить доступ к своим