– Ты ведь понимаешь, что я тогда тоже не задержусь? – Голос Зимы даже не дрогнул.
– Ты не выполнил свое предназначение, – медленно покачала головой я. – Контракт с Годом. И нет никакой возможности что-то изменить. И пока ты Время Года, Последняя Спутница не придет за тобой.
Блондин резко качнул головой, отвинтил крышку бутылька и залпом выпил остаток. Быстро достал второй сосуд и, не колеблясь, осушил и его тоже. Но… он был иным. В нем как пламя сверкало. Изначальное?!
Зима охнул, выронил склянку и схватился за солнечное сплетение. Слепо нашарил подоконник, опираясь всем телом.
– Ингрид, – испуганно метнулась вперед.
– Все хорошо, – прерывисто выдохнул Лорд. – Это ожидаемо.
На бледном лице выступили капельки пота, которые он быстро стер, с некоторым изумлением глядя на соленую влагу на пальцах. Ну да… он уже давно не человек.
Мне же с каждой секундой становилось все лучше и лучше. Тело снова наполнялось звенящей энергией, силой, искристым теплом, которое я так давно не чувствовала.
Так. Зелье. А потом изначальный огонь…
Что он может сделать с Зимним?!
Тело мужчины начинало мягко светиться голубым светом, который плавно сгущался на груди, перетекая в заключенную в серебряную паутину небольшую сферу, превращая прозрачный хрусталь в самую драгоценную вещь на свете. В нем сверкала, билась о прозрачные стенки, ярилась то белой метелью, то синим льдом одна из самых могучих сил в мироздании. И она желала вернуться к своему владельцу. Ингрид, что же ты натворил?!
– Зачем? – с мукой спросила я. – Я же и так сегодня умру. Я же все чувствую! Как закрывается эта дверь.
– Я открою для тебя другую, – упрямо сжал губы сумасшедший, который посмел сделать то, на что имел право только Год.
– Поздно! – закрыла лицо руками и обессиленно сползла на пол у его ног. – Поздно, Ингрид! Меня не спасет даже то, что ты дал. Это последняя вспышка, понимаешь? Самое яркое пламя перед угасанием…
По пальцам скользнули теплые капли. Я от удивления даже отняла ладони от лица. Я… плачу?
Рядом тяжело опустился Зима, который уже не выглядел таким безупречным. Волосы потемнели, глаза стали серыми, черты лица менее совершенными и более человеческими. Но я смотрела на него, как завороженная. Он… живой? Человек? Я могу его коснуться, не боясь этим сократить и так малое время, отпущенное мне?
Оказывается, убивает не только неразделенная любовь. Гораздо мучительнее, и даже без шанса на воскрешение, убивает взаимное чувство. Наше чувство.
– Зато теперь, даже если не удастся тебя спасти, то у меня получится уйти следом. Или Год рассердится за самоуправство и самолично прибьет.
Я не ответила. Он не стал настаивать.
Мы сидели рядом в постепенно нагревающейся комнате, и меня неудержимо тянуло сократить дистанцию. Проверить. Боязнь таких желанных прикосновений уже въелась в плоть и кровь.
Подняла голову и столкнулась взглядом с льдисто-серыми внимательными глазами.
– А ты не сдержал