Я эгоистично надеялась на ткань для нового платья. С весны я выросла на два дюйма. Мама полагала, что больше я расти не буду, и я очень надеялась, что она не ошибается. Вся одежда теперь сидела на мне кое-как. Корсажи стали тесными и мешали работать, шерстяные чулки, торчащие из черных башмаков, выглядывали из-под подола. Я уже была выше мамы, а в магазине Макклири не осталось ничего, кроме двух рулонов батиста в цветочек. Ткань, конечно, была красивой, но осенью она меня не согрела бы.
– Эллери, – прошептал Сэм.
Губы у него обветрели, и я достала из ветхой прикроватной тумбочки мазь. Мама делала бальзамы и кремы из воска, который оставался после сбора урожая.
– Ты же веришь, что я говорю правду про чудовищ, да? – Его серые глаза заблестели, но я не знала отчего: то ли дело было в лихорадке, то ли он готов был расплакаться.
– Было, наверное, очень страшно, – осторожно ответила я.
Сэм схватил меня за руку:
– Я думал, что больше никогда тебя не увижу.
Я сжала его пальцы. Это был всего лишь плод лихорадочного бреда, но сердце дрогнуло, стоило представить мир, в котором нет моего брата.
– Ты ведь не дашь меня в обиду, правда? Ты всегда меня защищала. С самого детства.
Он вдруг показался мне совсем мальчишкой, даже младше Сейди. Грустный, маленький, потерянный мальчик, который отчаянно нуждается в защите.
– Конечно.
– Мне… мне было невыносимо думать о том, что я останусь без тебя. Мы всегда были вместе. Просто… – Он всхлипнул, не договорив.
– Не думай об этом, Сэм. Мы же команда, правда? Ты и я. Ты же знаешь, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.
Его веки дрогнули и закрылись. Он снова провалился в беспокойный, усталый сон. Я могла на пальцах одной руки пересчитать случаи, когда видела, как Сэмюэль плачет. И хотя мне было жаль, что он страдал и натерпелся страха в лесу, я невольно задумалась, не станет ли этот момент для нас поворотным. Все лето мы отдалялись друг от друга: я сидела дома, а он сбегал навстречу неведомым приключениям. Но теперь… Возможно, все снова будет как раньше.
Я посидела немного, наблюдая за тем, как поднимается и опускается его грудь, и чувствуя, как меня окутывает умиротворение. Я досчитала до ста и решила, что уже можно разбудить маму. Но когда я попыталась убрать руку, Сэмюэль только сильнее сжал ее.
Я пошевелила пальцами, но не смогла высвободиться. Его лицо было расслабленным, но хватка оставалась крепкой, точно медвежий капкан. Я попробовала разогнуть его пальцы – ничего не вышло. Губы у Сэмюэля едва заметно шевелились. Я наклонилась поближе, прислушиваясь к словам, которые он повторял шепотом, словно молитву:
– Они придут за тобой. Она придет за тобой.
У меня перехватило дыхание, воздух застрял где-то в горле.
– Сэм, что ты такое говоришь? Кто придет? Какая такая «она»?
Я посмотрела в окно, почти ожидая увидеть фигуру по ту сторону