А речка Псёл на родине папы тихонько вилась вдоль зеленых берегов, и так приятно было кататься по ней на лодке и срывать желтые кувшинки… На лугу травы стояли в мой рост, а в сосновом лесу прятались под широкими листьями алые ягодки земляники. Бабушкин домик стоял на краю высокого холма, и от самой калитки тропинка, вся оплетенная зелеными ветвями, скатывалась вниз, к Подолу. Горлинки ворковали в высоких кронах, ласточки суетились у гнезда, прилепленного под крышей, в зарослях малины шуршали ежи. А в доме резная мебель почтенно темнела на фоне беленых стен, сияли разноцветной поливой кувшины, висели вышитые рушники, мерцали серебром окладов прапрадедовы иконы. И женщина, похожая на чеховскую героиню, с высокой прической, в кринолине и кружевах смотрела на меня с фотографии – моя прабабушка. Если бы в Астрахани у меня было что-то похожее!..
А жизнь-то текла своим чередом. За октябрятскими годами последовал неотвратимый, как рок, прием в пионеры: «Я, такая-то, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…» – и чья-то бабушка прослезилась, когда мы в первый раз отдавали салют.
В учебнике истории были сплошные производственные отношения и классовая борьба. Где вы, Шлиман и Эванс, Стефенс и Томпсон, Картер и Вулли? Где вы, отмеченные прекрасным подарком судьбы – возможностью первого прикосновения к тайне?.. При этом я не хочу сказать ничего плохого о тогдашнем образовании, наоборот, оно было действительно лучшим в мире – логичным, доступным пытливому уму. Теперь-то я понимаю, как много дало оно мне, но в те годы я – вечная отличница! – тяготилась школой. В преподавании каких-то предметов мне не хватало глубины и размаха (история, география, литература), другие, наоборот, казались неоправданно усложненными (физика, химия, алгебра) и почему-то только геометрия не вызывала неприязни.
Но были же у меня друзья, какие-то детские игры, детские затеи? Да, играли в куклы, но мои-то куклы всё ходили в экспедиции, летали на самолетах над безбрежной сельвой или ныряли к останкам затонувших кораблей, а все прочие шили, готовили, ели, гуляли, выходили замуж, наконец. В параллельном исполнении это, наверное, выглядело довольно странно, ну разве что так: приехал какой-то ненормальный путешественник в мирный поселок, занимается там своими поисками, а в поселке идет себе обычная повседневная жизнь. Он летает – они готовят, он ныряет – они едят. Потом ложатся спать, а бедный путешественник – голодный, естественно, – пишет дневник. В чем тут заключалось взаимодействие между участниками игры – непонятно.
В журнале «Кубинская женщина» публиковались странички с бумажными куклами – вполне современными длинноногими девочками-подростками в модных купальниках и с гардеробом, вызывавшим откровенную зависть. Даже эти журналы были редкостью,