Мародин перевелся в другую школу, но и здесь скоро узнали о его нелепом поступке, так что среди одноклассников он прослыл странным субъектом, чудаком. Впрочем, ему было все равно. В классе он ни с кем близко не общался и совсем не испытывал потребности в друзьях. Он жил в своем мире, в котором неплохо себя чувствовал – мире шахмат, математики и физики, участвовал в олимпиадах, школьных конкурсах и соревнованиях, в которых неизменно занимал призовые места. А еще пристрастился к литературе, читал все подряд и без всякой системы. Но были у него три любимые книги – «Герой нашего времени» Лермонтова, «Золотой теленок» Ильфа и Петрова и «Занимательная математика» Перельмана.
А вот что не любил и не понимал – так это предмет обществоведения, в котором не надо было анализировать, а лишь принимать сказанное на веру. Его каверзные вопросы доводили до белого каления преподавателя. Мародин никак не мог уяснить, в чем заключались левые и правые уклоны в ВКП (б) в двадцатые годы, чем троцкизм отличался от истинного марксизма-ленинизма? Почему одни большевики уничтожали других большевиков, тех самых, с кем они совершали революцию? Почему после замены одного коммунистического вождя иным, предыдущего разоблачали и предавали чуть ли не анафеме, хотя ранее всячески восхваляли и возвеличивали?
Задав как-то эти вопросы преподавателю, Сергей долго потом вспоминал его бледное и перекошенное лицо, захлебывающийся и дрожащий голос, когда учитель, посекундно оглядываясь на дверь, кричал: как это Мародин смеет посягать на святое, как вообще такие крамольные мысли могли прийти в голову ему – советскому ученику.
– Я думал…, – оторопело начал Сергей.
– Ты не должен думать сам, – в запальчивости оборвал его учитель. – Ты должен верить, думать, говорить и поступать так, как тебя учат. И быть как все. По-твоему, учебники пишут одни дураки.
– Думать я буду так, как хочу, – упрямо повторил Мародин. – А готовые ответы далеко не всегда несут правду.
Преподаватель, покачав головой, добавил со вздохом:
– С такими мыслями тебе, Мародин, очень тяжело придется в жизни.
С тех пор Сергей больше подобных вопросов не задавал. Он понял тогда одно: быть и казаться – это две разные вещи. Думать можешь, о чем и как угодно, но для собственного спокойствия надо делать вид, что ты такой, каким тебя хотят видеть. То есть, получается, что надо иметь два мнения – одно свое, а другое – «правильное», ибо свое и «правильное» далеко не всегда могут совпадать.
Это одно из правил, которое он решил на всякий случай усвоить, хотя такая позиция ему претила.
Урок неудачной любви тоже для него не прошел даром. Правда, он долго размышлял, почему так быстро исчезло то, что еще совсем недавно составляло чуть не смысл его жизни. Почему некогда самая лучшая на свете девушка внезапно, в силу ряда обстоятельств, превратилась в чуждую, а любовь – чуть ли