Мы вместе ехали на первый допрос Йозефа Зингеля, на котором прокурор должен был предъявить убийце официальное обвинение.
Глава 4
Прокурор представил Зингелю всех участников допроса. Я подумал, что моя персона вызовет у него протест и не ошибся. Полицейских Зингель воспринял равнодушно, а на меня он посмотрел, как на предателя. Был в его взгляде внутренний нажим какого-то невысказанного упрека.
– Хельмут Клингер, – повторил убийца моё имя и отвернулся, – гнусные баварцы!
Это он про меня? Не знаю, где он нашёл австрийский промысел в моей фамилии.
Опуская все подробности допроса, скажу только, что Зингель ничего не скрывал, и распечатать его память не составило труда. Другое дело, что мы ждали душераздирающую историю, а вместо этого нашли глухое равнодушие к прошлому. И вот тогда прокурор посмотрел на меня недвусмысленно. Я не имел права задавать обвиняемому вопросы по существу дела, но этого и не требовалось.
– Когда я в прошлый раз говорил с канцлером, – вступил я равнодушно, – «великий Старец»8 сообщил мне, что в ад он поедет на гнедом. На своём гнедом.
Полицейские инспектора переглянулись и посмотрели на прокурора. Почински был спокоен, и только уголки его губ тронула легкая улыбка.
– Это не для протокола, – тихо сказал прокурор машинистке.
А я продолжал:
– У великого Конни был чудесный конь! Старик вообще людям не очень-то доверял. А вот лошадь – дело другое!
Убийца медленно повернул ко мне голову.
– А зачем вы это рассказываете? – спросил Йозеф Зингель.
– Мне много раз приходилось копаться в человеческой памяти. Такая работа. Люди часто вспоминают коней. Особенно благородные люди. Видимо, конь символически связан с бессознательным. Люди думают, что когда-то пережили сильное душевное напряжение, связанное с этим животным. А на самом деле ничего такого не было. Миф! Не было никакого коня!
– Нет, был конь! – занервничал Зингель.
Теперь он защищал своё прошлое, и никому не позволил бы в нём усомниться.
– Я и сейчас ещё помню его колючий язык у себя на ладонях, когда мы делили галеты, – начал вспоминать убийца. – Я слышал его мысли, когда он бодал меня в плечо упрямым лбом. Мой Фролло! Чёрный, как будто его облили тёткиной краской для волос. Да разве может быть, чтобы его не было?! А кто меня спасал, когда ночью тётка закрывала дверь и никак не могла вспомнить, кто такой Йозеф Зингель? «Ты – солдат? Уходи, уходи…» – говорила она. Ночью ей все время мерещились солдаты. И я уходил в конюшню. А куда мне было ещё идти?
Для Фролло все люди были солдатами. Особенно хозяин – Людвиг Реммель, и только я казался другим. Хозяин любил сзади бить Фролло палкой. Была у него такая причуда. Фролло пытался