Холодный месяц октябрь. Натиг Расулзаде

она.

      Он покачал головой.

      И, глядя, как она ест, он вдруг абсолютно не соответственно моменту, вспомнил, что давно уже забросил работу, давно не испытывал уколов радости в сердце, когда оно обливалось горячей волной в предвкушение необычной, интересной находки, когда работа идет, когда работа ладится и сама ведет его за собой. Он затосковал, молча глядя, как она жадно ест, роняя крошки на стол, на пол, и не мог отвести взгляда.

      – Я потом все уберу, подмету, – сказала она. – Там нас так плохо кормили… Хотя, что я говорю, ты сам видел, что мы ели… А это ты в ресторане заказал? Вчерашний обед, да? Вчерашний борщ, между прочим, вкуснее, отстоявшийся… А! Я забыла сметану… Достань, пожалуйста… – она говорила торопливо и с таким видом, будто то, что сообщала было очень важно и надо было поскорей все сказать, частила, тараторила, не ожидая ответов на свои вопросы, и так же торопливо ела. – Мы там тоже так быстро кушали, кухня маленькая, сам видел, и наша палата ела в две смены, а если мы были в первой смене, остальные, кто ждал, стояли прямо за спинами, дышали в затылок, как бы торопили… Ты когда в самом начале принес котлеты киевские и жареную картошку – помнишь? – я тогда есть не хотела, не было аппетита, была подавлена, тогда еще не привыкла к новым условиям и угостила одну больную, и потом не могла избавиться от неё, она всюду, как тень ходила за мной, особенно, когда ты навещал, ждала подачки, ну, ты видел сам…