– Дина, – голос её прозвучал так хрипло и резко, что сама она подпрыгнула от неожиданности, хотя это и не слишком удобно делать из положения «сидя на заднице».
– Вот и славненько. Мою двоюродную сестренку звали Дина, а мама, моя тетя, называла её Динь-динь, смешно, правда?
– Почему звали, она умерла?
Ох, ёлки! Ну, и вопросик сходу. Неужели, она не помнит? Озираюсь, как пятилетняя деревенская девочка в метро. Перлита погружена в процесс поглощения чернющего кофе, Раймо гнусно ухмыляется, Бохай готовится к работе – сосёт пустышки. На него Дина с ужасом щурит близорукие, по-видимому, глаза.
– Нет, жива она. Так сказалось, знаешь, не видел очень давно.
– А-а-а…
Девочка сразу потеряла интерес к этой теме и, слава Богу, успеется ещё. Но что же, ради всего святого, она себе придумала по поводу происходящего. Обычно люди помнят, оттого-то и истерики.
– Йорда, спроси, откуда она. Я в России много где побывал. Может, общих знакомых вспомним, мало ли…
Наш толстяк даже думает коряво, хорошо, если без грамматических ошибок.
– Иди ты, Раймо. Где ты там бывал, дальше приграничного русского кабака?
– Хо! А может, она тоже, это… в кабаках… Ху-хо!
Я молча запустил в него засаленным голенищем от ботфорта.
– Что там ухает этот филин, – неприязненно осведомилась быстро приходящая в себя Дина, – он финн что ли?
– Да, финн. А ты совсем не поняла, что он сказал?
– Не-е, я по-фински знаю только: «Тере» и «юст дансе»
– Здравствуй, здравствуй, куколка. Ну, я же говорил, – оживился счастливый носитель языка.
Динка прикусила сигарету зубами, как папиросу с бумажным мундштуком. Нет, не похожа она на проститутку. Видел я их всяких, от дорогих римских шлюх для богатых туристов из Америки, до бездомных пацанок, зарабатывающих на пирожок и дозу. Не похожа!
– Не люблю финнов, – цедит, не выпуская сигареты, – Бухают, блюют и язык – дерьмо непонятное.
Непонятное… хуже всего вот это слово «Непонятное». Что делать, что делать? А почему, собственно я должен что-то делать? Пусть приемщики забирают обратно и занимаются, как положено. И хрен им вместо премии, эксперимент не удался, всем по шапке и пахать, пахать, пахать.
– Не смотри на меня несчастными глазами, Джорданари! Никто тебя ни к чему не принуждает, потому и освободить никто ни от чего не может. Уж я –