– Ты забыла, у него же в глазу и в сердце были осколки от колдовского зеркала, он не хотел того, что делал, – сказал я.
– Это мы так думаем, что не хотел, потому что принимаем решение Герды за истину, – возразила Таня, глядя мне в глаза. – Потому что считается, что это правильно. А это правильно, спасать против воли?
– И всё же то не была его воля. Его заколдовали.
– Ну хорошо, осколки, отношения у него испортились якобы из-за осколков, а по-моему, он просто повзрослел, начал превращаться в мужчину и эта приторная положительная Герда ему так осточертела, что он на край света от неё убежал. И то не удалось скрыться, она настигла! И Снежную Королеву погубила, и непонятно теперь, то ли вечная весна настанет в связи с этим, что тоже нехорошо, потому что в мире нужен баланс тепла и холода, добра и зла… Нет?
Я захохотал, такой трактовки я ещё не слыхал, и сам не думал, что можно так думать, глядя на жертвенную любовь Герды. Хотя сейчас я понял, что пассивная позиция Кая, сидевшего и ждавшего, пока его девушка, голая-босая, явится и спасёт от окончательного погружения в Вечность, мне самому всегда казалась какой-то слабой и не мужской.
– Да и к саням Снежной Королевы он сам привязался, она его не похищала, даже не знала, что он там, позади, едет. Так что… кому нужны были подвиги Герды, кроме неё самой… неясно.
– Да ладно тебе, главное же, что Добро победило, разве нет?
Таня пожала плечами:
– Наверное, – она качнула головой, оглядывая белизну окружающего – стен и ступеней на лестнице. – Только мне не представляется, что Снежная Королева такое уж зло. Она такая, какая есть и никто не просил к ней соваться. И потом, по миру полетели тысячи осколков того злополучного зеркала, но почему они воткнулись только в Кая, а не в Герду, или там, в бабусю? Значит, он был предназначен или готов к этому?
– Он дерзил Королеве. Обещал посадить её на горячую печку, вот она и наказала.
– Ну, если только… Ладно, Лётчик, будь по-твоему, пусть ты прав, а не я. Хотя… я бы так не сделала, как Герда: не стала бы насильно возвращать того, кто меня не любит. Или разлюбил.
– Кто это тебя разлюбил? – засмеялся я.
– Да ну тебя! – засмеялась и Таня и, собрав снег с перил, слепила снежок и бросила в меня.
И побежала от меня вверх по лестнице, тут уже снега не было, только иней, красиво, и бежать легко, не как по снегу. Только задохнулась вскоре, и я нагнал её со смехом, чуть не сбил с ног, когда она остановилась, держась за притолоку в проёме двери. Обернулась на меня, улыбаясь, но побледнела всё же, хотя румянец от морозца и свежего воздуха полностью не стёрлись, но губы побелели. Анемия, наверное, вот и задыхается, подумал я.
– Устала, небось, Танюша? – спросил я. – Пошли домой?
Она кивнула, улыбаясь смущённо:
– Слабая какая-то стала…
До дома