Работа, которую поручили бригаде Никодимыча, честно говоря, к высокому столярному искусству имела весьма далекое отношение: ребята сколачивали деревянные ящики для патронов и снарядов. Дело нехитрое, но и оно требовало некоего минимума знаний по обработке дерева, умения разбираться в простейшем чертеже и определенной сноровки. Нарезать досок нужной длины и ширины, выстругать, собрать «в шип», приладить петли – все эти операции Алексей освоил достаточно быстро.
Труднее было с выполнением нормы: опыта и сноровки все-таки не хватало. Пока ученики, потихоньку матерясь, корпели над первым ящиком, старый Никодимыч успевал проследить за работой каждого «столяра», что-то подсказать, поправить неумеху и… сколотить пяток своих. До настоящего мастерства пацанам было далеко, но со временем и ящики начали получаться на загляденье, и норму научились выбивать. Работать приходилось много и тяжело. Частенько отправляли и на сверхурочные работы – обычно на погрузку-разгрузку. То готовую продукцию завода надо срочно отправить, то вагоны с углем помочь разгрузить, то третье-десятое – на сон порой оставалось совсем ничего, а норму-то никто не отменял…
Так и запомнились Миронову эти долгие месяцы: много-много работы при откровенно скудноватом пайке, постоянное, непреходящее чувство усталости и желание хоть когда-нибудь по-настоящему выспаться. Еще точнее – хорошенько, вволю пожрать, а потом уж и завалиться спать!
С мечтой попасть на фронт или хотя бы в военное училище Лешка, конечно же, не расстался. Сразу по прибытии он прорвался в местный военкомат, но снова был безжалостно изгнан. Военком Миронова-младшего обматерил и велел «не показываться на глаза, пока восемнадцать не исполнится!» Тогда, мол, и о фронте, и об училище можно будет потолковать. Да еще и добавил, гад: «И не вздумай мне с документами что намудрить – за подчистки под суд сразу пойдешь! Знаю я вас: и как документы вроде как теряете, и как годы себе накидываете! Думаете, тут дураки одни сидят, мать вашу! Делайте, что вам велено, работайте! Придет время – вызовем!»
Лешка в очередной раз тяжело вздохнул и смирился: работал и ждал, когда время наконец-то пригонит свои стрелки на заветное «восемнадцать». Лишь время от времени Миронов заметно мрачнел, прикидывая, что где-то там люди воюют и подвиги совершают, а он здесь, в тылу, дурацкие ящики сколачивает.
– Что смурной такой, а? – Никодимыч ловко свернул козью ножку, прикурил от головешки и с удовольствием пыхнул сладковатым махорочным дымом. – Небось все про фронт мечтаешь? Ну и дурак! Думаете, там вам медалей понавешают и девки цветов надарят… Не, милок, на войне и головенку можно враз потерять, и руки-ноги. Шлепнет снаряд в окоп – и нет тебя! Тока кишки синие по веткам болтаются. Да-а-а… Ты вот в госпиталь наш сходи – тут недалеко. Погляди на увечных-то: там и без глаз, и без ног, и которые в танках горели – ужасти, не приведи