Однако развитие политических реалий второй половины XX столетия наглядно продемонстрировали расширение сферы политического: политизация различных сфер общественной жизни стала устойчивой тенденцией в условиях уплотнения социально-политического времени и глобализации социально-политического пространства. В сложившейся ситуации традиционное противостояние юридической законности и политической целесообразности, на которое обращал внимание еще Г. Гроций и к чему апеллировал Г. Кельзен, перестало быть антагонистическим, в результате чего стала объективно неизбежной определенная конвергенция политического и правового в жизни современного общества. Следствием этих процессов стала имплементация политической наукой критериальных основ юридического нормативизма и переплетение его с нормативизмом сциентистским. Для развития последнего теория Г. Кельзена имела особое значение, так как в ее основе лежит принцип деидеологизации, то есть отказа от ангажированных оценок нормативных регуляторов, функционирующих в сфере политического.
Политологией второй половины XX в. был активно воспринят тезис формальной юриспруденции о фактической тождественности государства и права как регуляторов общественной жизни, базирующихся на императивных нормативах (правовых нормах), обеспеченных легитимным принуждением со стороны правящей элиты. Политическое в этом контексте рассматривается как аналог правопорядка в его «фактическом» понимании, то есть правопорядка как сложной системы общественных отношений, нормативной основой которой является, с одной стороны, совокупность формальноопределенных правовых предписаний, а с другой, – их практическая реализация в процессе государственного властвования и социально-политического взаимодействия. То есть политическое, с методологических позиций юридического нормативизма, рождается в результате адаптации правовых норм к конкретным политико-временным и политико-пространственным потребностям. В результате, можно говорить о постепенном стирании границ между «сущим» и «должным», а сам правопорядок выходит за рамки «юридически возможного» и переходит в разряд «политически сущего», то есть собственно политического. Таким образом, и понятие правопорядка, и понятие политического выступают в качестве аргументированной антитезы социальному хаосу, поскольку и в том, и в другом случае речь идет о правовой и деонтологической определенности, системности и упорядоченности общественных отношений. В конечном счете, даже в рамках юридического позитивизма, популярного в либерально-демократических политических