У Нади искривилось лицо, как будто она собиралась заплакать.
«Не надо», остановил её Фортунато. Он изучал её: однозначно, крайне уязвимая особа, подумал инспектор. «Мы должны поговорить по душам, и ты должна сказать всё то, что ты возможно не сказала моим коллегам. Я хочу помочь. Ты должна мне доверять. Даже если ты это сделала, сознайся, я могу закрыть дело за недостаточностью улик, но по крайней мере мы будем уверены, что в тюрьму не пойдет невиновный человек. Ты должна понять, что мы здесь тоже люди, и можем сострадать, и я понимаю, что у тебя была масса причин для убийства. Если всех, кто преступает закон, отправлять в заключение, у нас не останется места для действительно опасных преступников. Подумай об этом, не торопись. Во первых ты облегчишь свою душу, я думаю, что такой груз невыносим для человека с не злодейским сердцем, а ты очень умная, чуткая женщина. Я думаю, ты просто оступилась в момент безысходной слабости и одиночества. В какой-то черный промежуток времени, когда единственным выходом из ситуации ты увидела физическое уничтожение твоей свекрови.»
Он сделал выжидательную паузу, подталкивая Надю на ответ. Фортунато прекрасно понимал, что с ней лучше всего по-хорошему, начнешь нажимать – закроется. Как только это не дошло до старой мегеры, для инспектора было загадкой. Ну и поделом ей, вот и поплатилась. Было бы просто замечательно, если бы ему удалось выудить признание. Конечно, весь разговор о том, чтобы закрыть глаза, был блефом, но могло сработать. У неё была слабая психика, хрупкая, как и телосложение. Всё равно подход был верен, Надя начала вкрадчиво отвечать, словно кошка, которую погладили и пригрели, замурлыкала.
«Инспектор, спасибо вам, но я правда не убивала. Я сознаюсь, в мыслях я сделала это множество раз, те черные трясины, которые вы ой, ты, только что описал. Я сама ужасалась своей жестокости, эта женщина преображала меня, она не давала мне быть самой собой. Она специально провоцировала во мне эти низкие эмоции, и я уж и не знала, кто прав, кто виноват. Ну, конечно, виновата была она, как зачинщик, но когда я ей желала смерти, я велась у нее на поводу, я ошибалась, я становилась самой себе противной. Самое интересное, что я всегда оставалась одной, меня никто не поддерживал. Муж мой говорил, что я не должна принимать её в всерьез, не обращать внимания, он и сам умывал руки. Как можно не обращать внимания на того, кто постоянно лезет в твою жизнь, критикует, решает, что тебе делать или не делать. Я не считаю, что я всегда права, но и я не могу угодить всем, а она со своей колокольни диктовала, оскорбляла, унижала. Она психологически давила на меня, постепенно внушая мне мысль, что я ни на что не должна претендовать, что я издеваюсь и причиняю боль её сыну. Это всё ложь, мы были с Маттео очень счастливы, прежде чем переселиться в дом, где на втором этаже жила она.