Стефан смотрит в окно – на пустые почти деревенские улицы и заборы, за которыми чернеют голые мартовские сады. Слушает разговоры шумной компании рыбаков, столпившихся на задней площадке и азартно рассуждающих о наживках: «На макуху леща не поймаешь! Лещ любит мотыля!» Всё это действует так умиротворяюще, что Стефан почти засыпает, уткнувшись носом в тёплое от его дыхания стекло. Он сейчас в кои-то веки чувствует себя не хозяином места и времени, а невесомой щепкой, подскакивающей на волнах. Такие моменты для Стефана редкость и огромное счастье – не потому, что всю жизнь мечтал стать беспомощной щепкой, а потому что он всем своим чутким телом ощущает это неизъяснимое море, незримое, неназываемое, сущее сразу во всех мирах.
В кармане вибрирует телефон. Звонить ему, по идее, могут исключительно по работе, в консенсуальной[10] реальности такого номера нет, но Стефан в кои-то веки не обращает внимания на звонок. Полчаса любое дело потерпит, – с несвойственным ему пофигизмом думает он. – Мир без меня не рухнет; то есть рухнет, конечно, но не весь сразу, и уж точно не в первые полчаса. В конце концов, – безмятежно качаясь в волнах неизъяснимого моря, думает щепка-Стефан, – я мог вообще на свет не родиться. Или в младенчестве помереть. Или не справиться с шаманским призванием. Или так распрекрасно с ним справиться, что сразу в мир духов навсегда усвистать и не приносить никакой общественной пользы. И не было бы здесь ни Граничной полиции, ни сверхъестественных Старших духов-хранителей, способных с этим городом совладать, ни десятков открытых Проходов в неведомое, да вообще ничего. Кромешный сиротский приют для голодающих низших духов, как во всех остальных по сути Граничных, а по факту обычных человеческих городах. Но я, молодец такой, родился и выжил. И с призванием справился ровно настолько, чтобы целиком из этой смешной реальности не исчезать. И такую прорву дел натворил, словно меня тут полсотни амбалов, а не один массовик-затейник на весь детский сад. Так что какие-то несчастные полчаса идеального отпуска я совершенно точно кармически заслужил, – весело заключает Стефан, и телефон умолкает. Больше не щекочет бедро.
Стефан идёт по дальней окраине парка Бельмонтас к подвесному мосту. Направление он всегда правильно чувствует, но дороги сейчас не видит, поэтому пробирается напролом через лес, который считается парком; это нормально, в нашем городе все леса притворяются парками, им нетрудно, а пользы от этой хитрости много. По крайней мере людям понятно, что парки нельзя вырубать. И город очень доволен: ему нравится не просто стоять окружённым лесами, а сквозь них прорастать.
Стефан вышел из автобуса на конечной примерно четверть часа назад. Вроде давным-давно должен был очнуться, собраться, прийти в себя, потому что быстрая ходьба по пересечённой местности, скажем так, убедительно мотивирует на прояснение зрения и за компанию