Замысел третий. Он
Пойдет в душ. Через несколько минут. Пока же Саша пьет молоко. Несколько капель падает на чистый лист. Надо будет прочесть, думает он.
Саша смотрит в окно. Точь-в-точь персонаж Хоппера. Безразличный, рассеянный, отрешенный взгляд. Саша живет в Москве, аккурат между Киевским и Белорусским вокзалами – Улица 1905 года. Из окна – будто бы нарисованный вышеупомянутым художником – индустриальный вид: депо, паутина рельс, Останкинская телебашня.
Кухня Саши напоминает тысячи других. Холодильник, плита, стол. Словно сценаристы к звезде, приставлены к столу стулья. На столе кипа бумаг. Счета за квартиру, рекламные буклеты. Саша берет в руки листок. Под плохо пропечатанной государственной символикой размещен призыв в чем-то поучаствовать. Саша рвет и выбрасывает листок в урну.
Саша садится на подоконник. Спиной к Москве. За его плечами в открытую форточку шумит город с самыми большими в мире чашками «лавацца». Город патрициев и бандитов. Столица самого закомплексованного народа в истории человечества. Центр достатка, неопределенности и уязвимости. Место, где важнее казаться, чем быть. Город выписанных с Филиппин домработниц и официантов с накрашенными ногтями. Притон восьмидесяти тысяч долларовых миллионеров и одного, окольцевавшего их, Садового кольца. «Город, где проще найти Бога, чем нужный тебе переулок» – говорит он.
Саша проходит в ванную комнату. Садится на унитаз. В корзинке с журналами, развалившись на три ровные части, валяются диалоги с рыжим поэтом. Поэт утверждает, что восклицательный знак в английском языке – событие. «Точь-в-точь моя жизнь» – думает Саша. Будто бы заводя будильник, он крутит пальцем в ухе, затем бросает треть книги, смывает воду и подходит к раковине. Саша смотрится в зеркало. Седины все больше. Саша улыбается и шепчет: «Я, я, я. Что за дикое слово! Неужели вон тот – это я? Разве мама любила такого, желто-серого, полуседого и всезнающего, как змея?».
Правой рукой Саша берет станок для бритья. Будто пролистывая сообщения на сенсорном экране телефона, Саша водит пальцем по лезвиям. Их пять – больше пока не делают. Порезаться невозможно – идеальное, гладкое, чистое бритье.
Саша отбрасывает в сторону станок и, один за другим, открывает ящики. Шампуни, салфетки, мыло. Ничего острого. Наконец, Саша находит ножницы. Не маникюрные, но настоящие. Приличных размеров, канцелярские, с пластмассовыми ушками. Саша высоко заносит ножницы и со всей силы бьет себя по левой руке. Ножницы разрывают кожу и входят по самую рукоятку. Саша хрипит, как во время оргазма. Будто из фонтана бьет кровь. Саша мычит, словно немой. Этот звук подобен тому,