Борис Семенович кинул полный смертельной тоски взгляд на упакованную в белый материал, именуемый «пупырки», квадратную картину, прислоненную к стене.
– Получил…
Газы распирали живот под давлением.
– Отрицательное заключение из Третьяковской галереи приложено. Вопрос. Где мои сорок две тысячи баксов?
Нет такого преступления, на которое не пойдет капитал во имя крупной прибыли! – почему-то вспомнилась бессмертная фраза из классика.
– Я не располагаю такой суммой, Михаил Аркадьевич… – прошелестел антиквар. Перед мысленным взором предстал образ телохранителя влиятельного москвича. Кавказец. Дагестанец или чеченец. Лет тридцати пяти, смуглое, не лишенное мужской привлекательности лицо, распирающая воротник футболки трапеция, ломаные уши, не знающие жалости стальные глаза, смотрящие насмешливо и с каким-то странным участием, отчего кажущиеся еще более страшными.
– Я ведь не злой человек, Райхель! – неожиданно смягчился бизнесмен. – И честно признаться, мне тебя жаль. Я надеюсь, что ты продал мне это фуфло без злого умысла.
– Я сам не знал, Михаил Аркадьевич! – быстро заговорил Райхель. – Купил у простой бабушки, ума не приложу, как такое могло случиться!..
– Я не закончил! – перебил его собеседник. – Я тебе где-то даже сочувствую. Поэтому готов принять в качестве компенсации долга ту безделушку, что ты мне в прошлый раз показывал…
– Какую безделушку? – Сердце упало куда-то в область желудка, сжалось в ледяной комок.
– Не дури, Райхель!
Включилось видео, экран смартфона заслонило розовощекое лицо бизнесмена.
– Отдашь мне пепельницу в счет долга, и станем добрыми друзьями.
Лицо на экране дружелюбно улыбнулось.
– Пепельница в эмалях, работы Карла Фаберже! – воскликнул антиквар. – С дарственной гравировкой Петру Аркадьевичу Столыпину!
– Видишь, как ты все хорошо изложил, Боря! – ласково улыбаясь, сказал бизнесмен.
– Эта вещь бесценна!
– «О мудрости твердят: она бесценна! Но за нее гроша не платит мир», – все с той же слащавой улыбкой на румяном лице процитировал бизнесмен. – А если серьезно, то единственной по-настоящему бесценной вещью является время. А ты тратишь мое время, Боря! – добавил он с какой-то неопределенной интонацией – то ли шутка, то ли угроза…
– На аукционе «Кристис» подобный предмет ушел за сто двадцать пять тысяч фунтов. Без дарственной надписи!
– Вот видишь! Мне еще гравировку удалять придется…
– Как удалять?! – остолбенело пролепетал Райхель. – Это же музейный предмет! Дарственная надпись Столыпину делает пепельницу почти бесценной!
Михаил Аркадьевич обернулся к кому-то невидимому в ракурсе обзора камеры. Донесся приглушенный рокот его голоса, привыкшего отдавать приказы:
– В