Совершенной неожиданностью оказалось отсутствие газа и газовых плит. Поэтому, когда вдруг в гарнизоне отключалось электричество, а это было достаточно регулярно (большая нагрузка на сеть перед Новым годом, например, или тайфун, который обязательно и всегда повреждал провода линии передач), можно было ложиться и умирать. Нельзя было согреть еду. Нельзя было смыть воду в туалете и помыться, потому что вода подавалась насосом из скважины, а он тоже работал от электричества. Батареи почти мгновенно становились холодными.
Мы прилипали к окну и смотрели, как ярким желтым пятнышком бегает по улицам фонарик электрика, который пытается найти обрыв. Иногда без электричества приходилось сидеть несколько дней, если провода были повреждены где-то далеко от наших домов.
В доме зажигались свечи. И маленькая портативная газовая плитка, которая, конечно, не давала тепла, но помогала согреть еду. Детей накрывали несколькими слоями одежды, чтобы они не замерзли ночью. И да – доступной сотовой связи тогда не было.
Год? Нет, друзья, не 1941. И не 1990. Всего лишь 2004. Или, например, я напишу 2006. Хотя от этого мало что изменится.
Глава 5
Военные гарнизоны всегда ассоциировались у меня с моим детством. Это маленький и уютный мирок, в котором постепенно становится очень тесно. Когда ты растешь в нем и познаешь мир, он кажется тебе вполне безопасным местом. Но постепенно ты понимаешь, что уже знаешь в нем все уголки, все дорожки исхожены и ты уже вырос и хочешь большего.
По сравнению с гарнизоном, куда мы попали, тот, в котором я выросла, казался практически целым городом. Домов было много – шестьдесят или больше. Я никогда не задавалась задачей вести точный подсчет, но разгуляться было где. Была своя школа, свой сельский клуб с серьезной и внушительной библиотекой и спортивным залом с огромными окнами от пола до потолка.
На стене этого клуба я когда-то получила свое самое первое признание в любви. Это было невероятно романтично и красиво. Клуб был только что выкрашен, и солдатик срочной службы, который пытался за мной ухаживать, ночью написал на нем огромными буквами коричневой масляной краской: «Светлёнок, я люблю тебя!». Его трепетные и полные доброты и любви письма я потом еще долго хранила. Они напоминали мне, каким может быть мужчина на самом деле. Каким он должен быть. Но мне было всего пятнадцать…
Пять домов теперешнего гарнизона казались мне краем мира, на котором не понятно, как вообще можно выжить. И можно ли?
Я маялась от невозможности куда-нибудь сходить, с тоской смотрела на единственное развлечение офицерских жен – досужие беседы о насущном на лавочке, на унылые ободранные обои, и не понимала – как я вообще могла здесь оказаться?
Во второй комнате об упущенных возможностях напоминали двадцать коробок книг. Я бережно и долго собирала свою библиотеку, бережно перевезла ее на Дальний Восток.