– Что случилось? – Спросил Петрович.
– Свет отключили. Здесь такое частенько бывает. Район новостроек, чего ты хочешь? – Ответил я, и чтобы успокоить товарища, добавил, – минут через пятнадцать – двадцать включат…
Павел Петрович вздохнул и встал со стула.
Он подошел к окну и вдруг заявил:
– Она – гостья из будущего!..
– Ты так думаешь? – Спросил я.
– Я уверен! Только зачем она здесь, вот в чем вопрос? И кто для нее этот журналист, и ты в его облике? А может наоборот?..
Я пожал плечами, а Петрович продолжил:
– Одно понятно, что она здесь неспроста.
Я согласился, а он заявил:
– Так что рановато тебе, Виктор Иванович, возвращать в реальную жизнь. Только ты сможешь разобраться во всем этом, потому что ты – феномен, ты не от мира сего!.. А сейчас давай пойдем на кухню и по земному выпьем коньяку за успех нашего безнадежного дела…
Петрович, как-то невесело улыбнулся и, хлопнув меня по плечу, ненавязчиво предложил проследовать за ним.
На кухне, при свете луны, после выпитого алкоголя, я признался товарищу, что уже давно стал человеком, что я все чаще рассуждаю поземному и уже плохо помню, что было со мной раньше…
Петрович, как-то непонятно ухмыльнулся, а я продолжил:
– Пойми, я не хочу больше быть феноменом – исключительной личностью, я хочу быть просто человеком и писать книги о любви.
– О любви? – Переспросил Петрович. – А как же ты собираешься это делать, не испытав на себе эти чувства?
– Ты, заблуждаешься, Паша, – возразил я. – Ну, во-первых, я уже любил и не один раз, правда это было очень давно, а, во-вторых, я имел введу любовь в глобальном масштабе – любовь ко всему, что нас окружает, и к людям, в том числе.
– И я хочу тебе признаться, что свой роман я переписывал дважды, благодаря этому чувству. Мое произведение не обделено любовью, у меня даже целая глава посвящена этому и называется она «Про любовь», но ведь на земле есть и другая любовь, например, к Родине, к свободе и к своим близким, наконец. Возьми хотя бы нашего бедного журналиста – как он любил свою дочь?! Вот я тебе сейчас кое-что прочитаю из его дневника. Я встал из-за стола и ушел за тетрадью.
В темной комнате с монитора компьютера на меня смотрела незнакомка. Я замер в оцепенении, а когда Петрович окликнул меня, экран погас и образ женщины исчез. В кухню я вернулся растерянный и без черновиков журналиста.
– Ну, и где тетрадка? – Поинтересовался Петрович.
Я ничего ему не ответил и молча вернулся в кабинет.
Здесь было темно и только свет луны из окта, освещал мой рабочий стол. Я машинально щелкнул выключателем и вернулся на кухню.
– Что-то свет не включают, наверное, авария, – предположил я, располагаясь у окна, чтобы прочитать выдержки из текста.
Павел Петрович протянул мне рюмку с коньяком, а я, разворачивая тетрадку, пояснил:
– Это у него, как я понимаю, эпиграф