– Они тебя не увидели.
– Это было волшебство?
– Конечно. Так что, пойдем?
Джинкс понимал: когда наступит ночь, в Урвальде ему не уцелеть. Но чародеи – чародеи опасны.
– А ты не Костоправ? – спросил Джинкс. Костоправ был един– ственным чародеем, имя которого знал Джинкс. На его про– галине о Костоправе все говорили с ужасом, хоть никто его ни разу и не видел.
– Нет. Я не Костоправ. Я всего лишь Симон Волхв[4].
– Костоправ высасывает из людей души через соломинку, – сообщил Джинкс. – Ты тоже?
– У меня имеются кой-какие дурные привычки, – ответил Симон. – Но эта среди них не числится.
– А людей ты ешь? – спросил Джинкс.
– Ни в коем случае.
– Убиваешь их?
– Очень редко. И уж во всяком случае не маленьких мальчиков.
Мысли у чародея были зелеными и голубыми, они скользили одна вкруг другой, изворотливые, потаенные. Однако красными и злыми не были, а это уже кое-что. Да и Урвальд громоздился вокруг, готовый проглотить Джинкса с такой же легкостью, с какой проглотил его отчима.
– Уже почти стемнело. Идешь? – Симон снова протянул руку.
И Джинкс, сделав окончательный выбор, принял ее.
Глава вторая
Дом чародея
Вот так и получилось, что Джинкс поселился с чародеем (возможно, злым) и двадцатью семью кошками в огромном каменном доме, который одиноко стоял посреди собственной прогалины, охраняемый незримыми стражами: чудовищ они не подпускали к нему, зато пропускали кое-каких очень странных гостей.
Насколько странных, Джинкс понял в первый же вечер, после того как они с Симоном весьма удовлетворительно отужинали хлебом, сыром, солеными огурчиками, вареньем, яблочным сидром и тыквенным пирогом.
Они сидели за кухонным столом, который стоял поверх большой низкой каменной лежанки, занимавшей половину кухни и приятно согревавшей их ступни. Со стропил над их головами свисали связки лука, сушеных яблок и тыкв. И повсюду – на бочонках, на полках – лежали кошки, одна даже обернулась вокруг водяного насоса.
– Хватит, мальчик, оставь пирог в покое, а то объешься, – сказал Симон.
– Что ты собираешься сделать со мной? – спросил Джинкс. В то, что чародей не ест людей, он уже поверил – в доме хватало еды повкуснее. Однако полагал, что Симон собирается использовать его для чего-то… возможно, чего-то недоброго.
– Сейчас? Отправить в постель. А завтра – приставить к работе, – ответил Симон.
Однако некая часть Симона словно увиливала от этих слов – так, будто они были правдой, да не всей.
– Пошлешь убивать твоих врагов? – поинтересовался Джинкс.
– Нет, от столь ужасной участи я своих врагов, пожалуй, избавлю.
Джинкс рассердился, он не любил, когда над ним подшучивают.
– Каждый, кто берет меня к себе, умирает.
– Полагаю, что да – со временем, – сказал Симон. – Сомневаюсь, однако, что тебе удается ускорить этот процесс.