Орел нападает. Орел и Волки. Саймон Скэрроу

мгновение шеренги столкнулись с раскатистым лязгом копий, мечей и щитов, напоминавшим грохот гигантской волны, набегающей на скалистое побережье. Катон резким движением вбил свой крепкий щит в толпу варваров, ощутил ответный толчок, устоял, а варвар, с которым он сшибся, охнув, открыл рот, чтобы возместить потерю выбитого из легких воздуха. Но не успел: сосед юноши по шеренге вогнал дикарю под мышку клинок, и тот рухнул наземь. Катон пнул поверженного врага сапогом и в свою очередь сделал выпад, целясь мечом в незащищенную грудь бритта, занесшего над головой Макрона топор. Варвар, однако, заметил угрозу и отпрянул, так что клинок Катона лишь рассек ему мышцы плеча. Бритт был мужественным бойцом, он не издал ни звука. Ни в тот миг, когда кровь из распоротого плеча залила его грудь, ни даже тогда, когда Макрон вогнал ему меч в живот с такой силой, что кровавое острие высунулось из зада. На лице бритта застыло невыразимое изумление, и он упал на окровавленный снег, уже успевший принять немало его товарищей, как раненых, так и мертвых.

      – Наседайте, парни! – крикнул Катон. – Навязывайте ближний бой, не давайте им оторваться!

      Макрон одобрительно улыбнулся. Наконец-то его оптион ведет себя в битве как полагается. Уже не стесняется приободрять и бывалых вояк, даром что те сами знают, что делать. К тому же малыш теперь тоже знает, что́ сражающейся когорте полезно, что́ нет, и всемерно старается поддержать должный порядок.

      Однако тяжеловооруженные бритты все продолжали обрушиваться на римлян с той фанатичной, противоречащей любой логике яростью, природы которой Катон никак не мог постичь. С флангов же на римский квадрат волна за волной накидывались легковооруженные, подзуживаемые друидами пехотинцы. Жрецы в черных одеяниях сами в бой не рвались, но, держась за спинами соотечественников, вовсю проклинали захватчиков и призывали сынов британской земли сокрушить и прогнать за море чужаков, оскверняющих ее просторы своими орлами. Но ни религиозный пыл, ни слепая отвага не могли защитить не прикрытый доспехами торс. Легковооруженные варвары дрались героически и тем не менее гибли под беспощадными ударами римских мечей.

      Наконец, после того как стало окончательно ясно, что дуротриги не в состоянии прорвать римский строй и что их отчаянные усилия переломить ситуацию приводят лишь ко все большему нагромождению трупов, варвары, уворачиваясь от коротких клинков, стремительно вылетавших из-за щитов, почти полностью прикрывавших неуязвимых легионеров, начали отходить.

      – Они дрогнули! – взревел Макрон. – Не расслабляться! Не давать им опомниться!

      Мужества дуротригам было не занимать, но им противостояло регулярное войско, хорошо вымуштрованное и действующее как один человек. Они словно бы дрались не с людьми, а с огромным бесчувственным боевым механизмом, изначально задуманным и изготовленным исключительно для войны. Тот неуклонно катил и катил к своей цели, безжалостно подминая под себя всех, кто оказывался у него на пути.

      По мере того как когорта усиливала напор, впереди