Если его спрашивали, он говорил, что лучше сделать так-то и так-то. Если с ним не соглашались, он не спорил, но почему-то всегда выходило, что лучше было так и сделать, как он сказал. Ни командовать, ни указывать у него не получалось, и от этого положение его держалось на чистом авторитете. Завистникам же оставалось только шипеть по поводу его главного недостатка – картавости. Оттого-то, умея говорить, он больше предпочитал слушать других.
Летом он снова был в Кузнецке, где выяснилось, что на свете живет замечательная девочка Галка Синицкая, у которой веснушки вокруг носика, белые зубки, влажные пухлые губы, легкие гладкие ноги, а русые волосы, собранные на затылке хвостиком, каждый день перетянуты новой ленточкой. Еще выяснилось, что кроме нее есть Тамара Носкова, девочка скромная, стеснительная, черноволосая, с длинной шеей и тонкими лодыжками. Все лето он пытался решить для себя, какая из них лучше, изумляясь той незаслуженной фамильярности, с которой другие мальчишки с ними обращались. За лето он подрос на четыре сантиметра.
В восьмом классе его взросление продолжилось, подбираясь к тому новому состоянию, с которым ему предстояло вскоре породниться. Незаметным образом исчезла полнота, неуклюжесть сменилась очевидной ловкостью, глаза, исполненные наивности и удивленного внимания, заполнились убедительным ироническим блеском, великодушием обогатилась доброта, приятная спокойная улыбка укротила чувствительность. Кроме того, в русском языке обнаруживалось все больше слов, лишенных буквы «р», что позволяло ему успешно маскировать свою ахиллесову пяту, предосудительную славу которой он никак не мог взять в толк. И, наконец, ближе к весне, тестировать его новые достоинства явилась первая любовь собственной персоной.
У него, как это обычно в этом возрасте бывает, вдруг открылись глаза, и он обнаружил в одной из одноклассниц, до этого ничем не примечательной, необъяснимую и волнующую перемену в выражении лица, фигуре, манере укладывать волосы, походке, голосе, общении. Нечего и говорить, что вся она с головы до пят оказалась самая красивая, самая умная и самая недоступная.
Робость – вот итог его наблюдений, смятение – вот контрапункт его чувств. Можно ли без волнения наблюдать соединение пухлых пунцовых губ и сочной спелой мякоти яблока, или как сплетение тонких пальцев рук сочетается под нежным подбородком с напускной строгостью? Как потупленный в тетрадь взор оставляет без присмотра черный пушистый веер ресниц? Как в кругу подруг воодушевленное озорным вдохновением лицо ее совершает открытие за открытием?
Невозможно уложить растрепанные мысли в логическую спираль школьных наук, когда твое сердце вплетено в ее тугую косу, когда нетерпеливое ожидание встречи исторгает в сторону небесного попечения возглас душевного отчаяния. Трудно представить, что было бы с ним вечерами, если бы