Как бывало потом, я еще не знала.
Я подошла ближе, отодвинув руку Кондора, который попытался меня перехватить, но молча пропустил, словно бы признал мое право интересоваться этой девушкой.
Джинсы были порваны на колене, видимо, во время падения, а не для красоты, потому что рядом с дыркой ткань испачкалась.
Копна вьющихся светлых волос на фоне вишневой обивки дивана почти сияла. У корней волосы были чуть влажные, а одна прядь торчала в сторону, испачканная в чем-то липком. Я попыталась ее поправить.
Веки девушки дрогнули, она зашевелилась, когда моя рука почти коснулась ее щеки, но не проснулась. От нее пахло сладким парфюмом и алкоголем, и какое-то время назад она точно была ярко накрашена. Сейчас тушь и глиттер с век осыпались на щеки, подводка размазалась, розовая помада почти стерлась, оставшись только по контуру пухлых, очень красивых губ.
– Умыть ее ты не мог, – проворчал Кондор, подходя ближе.
Он подвинул меня мягко, но не церемонясь. Длинные пальцы чародея легли на виски девушки, она чуть слышно застонала, открыла глаза – и тут же их закрыла с глубоким вдохом.
– Отойди в сторону, милая, – тихо попросил Кондор. – Ты слишком волнуешься и мешаешь мне.
Я нервно сглотнула и правда отошла, шлепая босыми ногами – в этом доме никто не торопился подавать мне тапочки – по прохладному паркету с узором из цветов. Я остановилась рядом с Габриэлем. Он сейчас выглядел еще более рассеянным и суетливым, словно боялся и этой женщины, которая, правда, успела присадить ему шишку на лоб, и Кондора, который не скрывал, что был им, Габриэлем, недоволен, и меня. На меня Габриэль старался не смотреть, словно не знал, что со мной делать и как себя при мне вести, поэтому мы оба смотрели на то, как Кондор, прикрыв глаза, держит пальцы на висках моей подруги по несчастью. Мне показалось, что Габриэль хочет чем-то помочь, слишком уж напряженно он сжимал ладонь в кулак, но боялся, что его неуклюжая помощь только навредит.
– Что он делает? – шепнула я, кивнув на Кондора.
Габриэль покосился на меня в изумлении, как будто бы рядом с ним ожила статуя и спросила, почему небо синее, а вода мокрая.
– Снимает чары, – ответил он, моргнув.
Я изобразила на лице крайнюю заинтересованность.
– М?
Он завел руки за спину и дернул головой, то ли стряхивая в сторону прядь волос, которая лезла в глаза, то ли просто нервничая:
– Чары сна – это очень тонкое воздействие. Я заставил мозг этой леди, – слово "леди" Габриэль произнес с каким-то сомнением, – замедлить все процессы. Такое вмешательство должно быть осторожным, а я, сами понимаете, действовал в спешке, поэтому господин дель Эйве в первую очередь проверяет, не причинили ли чары какой-либо вред. Это лучше делать при физическом контакте.
Я потерла локоть.
– Не слишком приятная процедура, – добавил Габриэль, не глядя на меня. – Хотя при определенном уровне Таланта