Эстер улыбается. Она любит Иогану, но сейчас вдруг понимает, что и с ней придется на время прекратить встречи.
– Говорю тебе – нет.
– Ну послушай: Либена Глинкова, ты и еще одна молодая вдова. Три женщины в трауре, но на пороге новой жизни и так далее… От каждой – по одному большому красивому фото и по три маленьких. На большом – предположим, вечернее длинное платье, короткое узкое платье, брючный комплект или бальное платье. Что-то в этом роде. Выбирай.
– Погана, – Эстер поворачивается к подруге, – я была одной из трех эмансипированных женщин, которые думают, что жизнь начинается только после тридцати.
Погана хочет что-то сказать, но Эстер обрывает ее.
– Благодаря тебе я была одной из трех женщин, которые тщетно пытались забеременеть. – Эстер делает паузу. – Но молодой вдовой я не буду, – качает она головой. – Не сердись.
– О’кей, – разочарованно говорит Погана и неловко замахивается розовой губкой. – Я просто спросила…
14. Гахамел
Неистребимый запах школьных столовых.
– Что здесь едят? – морщит носик Илмут.
– Говядину с макаронами, которые называют ко л инками.
– Это блюдо как-то странно выглядит.
Ясно, что тема разговора просто надумана. На самом деле Илмут мучит что-то совсем другое.
– Согласен. Но кажется, обеим дамам это блюдо нравится.
Мария обедает с заместительницей директора.
– Пани заместительница уходит в отпуск в самом конце каникул, чтобы ее загар продержался как можно дольше, – объясняю я Илмут. – В нынешнем году она две недели была в Коста Брава, и ее кожа будет темно-оранжевой до самых Душичек[23].
Илмут вежливо улыбается. Обе дамы между тем решают вопрос, как определить остроту перца и, если он слишком жгуч, как его готовить.
– Карел обожает фаршированные перцы, – уточняю я.
Тем самым пытаюсь намекнуть Илмут, что Мария по-своему думает о Кареле, – но Илмут, очевидно, оставляет мой намек без внимания.
– И у Марии не будет никаких предчувствий? – неожиданно вырывается у нее.
По возможности я принимаю более строгий вид.
– Предчувствий? Человеческие предчувствия – не что иное, как недоработка ангелов.
Илмут краснеет.
– У нас нет основания думать, что мы можем изменить ход событий. Скромная благосклонность к людям – вот максимум, на который мы способны, – подчеркиваю я. – Силы добра ограничены. И потому нам подобает смирение.
Илмут, как я и ожидал, отказывается смириться.
– Значит, мы ничего не предпримем? – отчаянно вскрикивает она. – Совсем ничего?
Ее активность одновременно и утомляет меня, и умиляет.
– Ты можешь спокойно ей все открыть, но пойми – это ничего не изменит. Ты только напугаешь ее. Она пойдет ополоснуть себя холодной водой, а после обеда в ближайшем книжном магазине