Жизнь с Богом (сборник). Алексей Юдин

XIX века), но о проявлении отчетливого интереса к «униональным вопросам» среди определенной части православного духовенства, мирян и даже епископата. В этот момент инициативу в церковном формировании русского католического движения взял в свои руки Львовский греко-католический митрополит Андрей Шептицкий, человек, который стал реформатором наследия Брестской унии, предтечей экуменического движения в Католической церкви и «крестным отцом» русского католичества восточного обряда. В проекте Шептицкого русская Католическая церковь не должна была действовать враждебно по отношению к Православной церкви. Целью деятельности русских католиков ставилось вовлечь православных в диалог и стремиться к корпоративному соединению с ними. Вот как определял задачи католической миссии в России экзарх митрополита Андрея Шептицкого в России о. Леонид Федоров: «Прозелитизм и обращение отдельных лиц не должны составлять главной задачи нашей миссии, так как это мало поможет унии. Главной целью мы считаем распространение здравых идей о католичестве и сближение с православным духовенством… Путем прозелитизма можно приобрести даже тысячи душ, но эти тысячи душ будут только новым препятствием между нами и теми десятками миллионов, которые мы должны привести в “единое стадо”»[15].

      Мировоззрению русских католиков была присуща и так называемая «русская религиозная идея». Но в отличие от мессианско-почвеннических и охранительно-православных ее интерпретаций, для о. Л. Федорова и его единомышленников эта «русская идея» реально существовала во вселенском измерении Католической церкви, она была мощным стимулом для утверждения в католическом сознании того времени достоинства и подлинной кафоличности своей собственной церковной традиции и культуры. Порой эта «русская религиозная идея» усваивалась русскими католиками из арсенала соловьевской мысли не без весьма ощутимых мессианских обертонов, но этот мессианизм ни в коей мере не был самодостаточным, он не служил манифестом религиозного национализма и апологией священной исключительности русского народа. Сам В.С. Соловьев четко разделял в богочеловеческом процессе христианской истории воплощение религиозного предназначения той или нации от проявлений национального эгоизма. России предстоит сыграть решающую роль в судьбах мирового христианства и в деле объединения Церквей – это убеждение разделяли в то время многие, не только в самой России, но и за ее пределами.

      Существовал еще один фактор, существенно обострявший национальную чувствительность русских католиков. Это был вопрос о патриотизме и национальной «доброкачественности» русских людей, перешедших в католичество. Русские католики часто объявлялись изменниками, отказавшимися от «национальной русской веры», предавшими священные устои русской религиозной жизни. Эти болезненные обвинения проистекали из ложного смешения в обыденном русском сознании понятий о вероисповедной принадлежности и национальности. Из этого опасного смешения